Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

— Сдал экзамен по математике?

— Сдал. — Леонид потупил голову, чтобы не видно было, как он покраснел. — На тройку.

— Вот и хорошо. Теперь иди сдавай русский язык.

— Боюсь провалиться, Эльвира Ефимовна. Подзабыл грамматику...

— Ну ладно. Я тебе тоже тройку поставлю. Главное — математику сдал.

Спустя годы Леонид Белых совладал и с квадратными уравнениями. Но можно ли упрекнуть его в давнем обмане?

Если бы математик, принимавший экзамен, знал про его детство, он тоже, возможно, нарушил бы правила приема...

К началу сорок четвертого года их колхоз совсем обезлюдел. Женщины, выполняя госпоставки, вывозили продукты на лодках. Десятки километров на веслах вверх по течению — ни одного мотора не было. А зимой хлеб, мясо, рыбу доставляли санным путем по замерзшему Илиму.

В феврале одиннадцатилетнего Леню отправили в зимовье за двадцать пять километров от Нижне-Илимска, вверх по речке Тушаме.

— Если Ленька оставит зимовье, — пригрозил матери председатель колхоза, — не дам муки на девок.

Сестер у Лени пятеро. Отца и старших братьев мобилизовали в армию.

Когда-то в зимовье был загон для конского молодняка, но всех лошадей отдали армии. Рядом с загоном остались зароды — большие четырехугольные продолговатые стога сена. Корму много, и бывшая конюшня стала телятником.

На попечении Лени оказались породистый бычок и тридцать тощих телят, которые с трудом держались на ногах. Верхом на бычке он протаптывал тропу в глубоком снегу, чтобы телята могли добраться до сена. Леня не гонял телят на водопой, еще какой-нибудь теленок-доходяга сорвется с обледенелого берега, утонет. Носил воду из Тушамы, благо река недалеко. Воду подогревал в железной бочке, подсаливал, наливал в длинное корыто и поил телят.

Ни одной человеческой души на двадцать пять километров в округе! Лишь Леня да его пес Цыган. Поблизости от зимовья не раз виднелись медвежьи следы, и на всякий случай Лене вручили ружьишко. Трижды в месяц из деревни приезжали за сеном, и мать присылала что-нибудь съестное — мороженое молоко, кусок серого пирога.

Ну и забот, хлопот выпало на долю одиннадцатилетнего зимовщика!

Собирал в тайге сушину, привозил на санках, рубил ее и топил печку. Нужно питаться самому и кормить Цыгана. Мать сплела из конского волоса сетку, летом она защищала лицо от мошки, гнуса. Леня просеивал через волосяную сетку отруби, овсюг и пек из этой условной муки лепешки без капли жира. Непросеиваемые отходы шли в пойло телятам.

Лучина и отсветы огня из раскрытой дверцы печи — освещение. Ни одной книжки с собой, забот столько, что все равно читать некогда.

Зиму он проходил в холщовых штанах. Поверх надевал «шабурку» — подобие телогрейки из холстины и ватина. На ногах самодельные «чирки» из мешковины, галоши, выкроенные из старого автомобильного баллона.

Лене удалось сохранить все поголовье телят — ни одного случая падежа! И его оставили в зимовье сперва до сенокоса, а затем и на следующую зимовку — прощай, четвертый класс! Единственное утешение — ростом и силенкой не уступал и шестиклассникам...

После Иркутской ГЭС Леонид Белых прославился в Братске, его наградили орденом Ленина. Два года разъезжал по плотине его двухконсольный кран. А когда плотина выросла до своего гребня, кран размонтировали и отправили вниз по Ангаре. Баржа счастливо миновала Ершовские и другие пороги, следом за своим краном в Усть-Илимск подался и его хозяин...

Курсы крановщиков Варежка окончила с отличием. Сдавая выпускной экзамен, не оглядывалась на доску, куда кнопками прикрепила свой чертеж. Стояла к доске спиной и докладывала все на память.

С первых дней практики, работая ученицей под присмотром Леонида Емельяновича, она берегла руки. Перчаток не было, даже в теплые дни надевала варежки, связанные бабушкой в Зятьях; тогда он и прозвал ее Варежкой.

Все эти годы Варежка поддерживала дружеские отношения с Леонидом Емельяновичем, не мешали разность в возрасте, без малого в двадцать лет, и ее неудавшаяся семейная жизнь.

Развелась она с Валентином через полтора года, и никто из братьев, сестер, ни Зося, жена Леонида, не винили в этом Варю. Валентин и родичей своих чаще огорчал, чем радовал...

Во время перерыва Варежка, Леонид Емельянович и Шестаков направились в буфет, сели за отдельный столик.

— Сижу между вами двумя, как в президиуме, — заметил Шестаков. — Варежка сегодня такая важная!

— Это я платьем хотела похвастаться. Все заметили, ты один мимо глаз пропустил.

— Симпатичное, — поспешно похвалил Шестаков, глянув на нее.

— Сижу в модном платье в президиуме, а счастья нет! — она засмеялась.

Разговор в буфете ушел в сторону от подъемных кранов. Речь зашла о подготовке молодых кадров.

— Главный двигатель роста — чувство ответственности, — настаивал Леонид Емельянович. — Необходимо принимать самостоятельные нестандартные решения.

— У меня в бригаде есть люди, которые панически боятся ответственности, — сказал Шестаков. — Например, наш Ромашко.

— Ты ошибаешься, Саша, — возразила Варежка. — Тут есть существенное различие. Ромашко избегает всякой административной ответственности. А технической, творческой ответственности он не боится. Я по подъемам тяжеловесов знаю: он принимает смелые, остроумные решения. — Варежка неожиданно спросила: — Ты кем, Саша, в детстве мечтал стать?

— Летчиком.

— Если б ты знала, если б ты знала, как тоскует сердце без штурвала... А я мечтала работать на подъемном кране. Леонид Емельянович помнит, как я ему надоедала. — Белых молча положил ей на плечо свою большую руку. — А вот с недавних пор стала завидовать хирургам. Читаю про них или смотрю кино с восхищением.

— Просто вам понравился «дорогой мой человек» Баталов, — засмеялся Шестаков. — Халат, белая шапочка, повязка на лице, стерильные перчатки.

— Не смейся, я ведь только мечтаю. Хирург, кандидат медицинских наук Варвара Петровна Белых! Но для этого и мозги требуются с большим числом извилин, и руки другие.

— Судить насчет твоих мозгов воздержусь, а руки подходящие для самого тонкого дела, — Белых погладил ее руки. — Вот не думал, Варвара, что ты такая коварная изменщица! Я своей карьерой на всю жизнь доволен.

— Ты не находишь, Саша, что эти две профессии в чем-то сходятся? — с надеждой спросила Варежка.

— Хирург и летчик? Вот так сходство! — рассмеялся Шестаков. — Если только летчик после аварии попадет на операционный стол, а хирург починит ему руки-ноги.

— Их объединяет совсем другое. Случится шок у больного или отказал мотор в полете — явления одного порядка. Смело и мгновенно принять решение, если обстановка внезапно изменилась! Например, был поставлен неверный диагноз. Или вынужденная посадка.