Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

Шестаков поглядывал на Варежку и с большим удовольствием слушал ее. Он и не подозревал, что Варежка может так тонко вести разговор.

Откуда же берется на стройплощадке развязная грубость? Ее, пожалуй, не было, когда Леонид Емельянович устраивал Варежку на курсы крановщиков.

Скорей всего, такая манера появилась от девического желания подчеркнуть свою независимость, лишний раз напомнить не слишком вежливым парням, что она себя в обиду не даст, за словом в карман не полезет.

Но при уважаемом наставнике Леониде Емельяновиче Варежка прекрасно обходится без неряшливых слов.

Удивительно, как в ее речевом обиходе соседствуют и стыкуются два совершенно разных языковых слоя!

— Читал статью знаменитого летчика Громова Михал Михалыча, — сказал Шестаков. — Если не ошибаюсь, он называет такую мгновенную реакцию психологическим курком. Когда человек поставлен в крайне жесткие условия мгновенного выбора. Курок должен быть постоянно взведен. Чтобы выстрелить при первой неожиданной надобности.

Варежка, довольная, кивнула — наконец-то Саша понял ее.

— Здорово летчик выразился, — одобрил Белых. — Нашему брату тоже приходится держать ухо востро. У крановщика неожиданностей хоть отбавляй.

Варежка была обрадована поддержкой Леонида Емельяновича. И ей очень хотелось, чтобы у нее с Шестаковым были общие взгляды, будто от этого зависело многое в ее будущей жизни.

Она вообразила себе волшебное утро: они вместе выходят из дому, и каждый торопится — она к себе в хирургию, он — на аэродром.

Леонид Белых встретился в Братске и с Михеичем, давним знакомым. Тот не преминул поворчать на свой Востсибстальмонтаж — никак не научатся планировать работу. Разве это планирование? На одной заплате сто дырок. Его ребята уже месяц не вылезают из котлованов, как бы им не пришлось зимой барахтаться в сугробах.

Леонид Белых слышал от братьев, что в Братске нужда в опытных высотниках на линии электропередачи, которую зимой протянут через Ангару.

Михеич привел вечером Леонида Емельяновича в общежитие — пусть расскажет ребятам про ЛЭП-220; монтаж ее и в техническом отношении представляет большой интерес. Если бы в Приангарске дали «добро», две их бригады могли бы за зиму, вместе с тамошними электролинейщиками, сделать всю работу. А с первым теплом, когда лед истончится, ослабнет, — вернутся в Приангарск и закончат монтаж горнообогатительной фабрики; все равно конструкции раньше не прибудут.

В конце разговора Леонид Емельянович, как бы между прочим, напомнил, что в Братске принят коэффициент 1,3; другими словами — заработок на тридцать процентов выше.

— Чего стесняться? — сразу оживился Кириченков. — Слово «заработок», оно — от слова «работа». С этого коэффициента и надо было начинать разговор. Я лично — за!

Кириченков напомнил, что на строителей Братскгэсстроя распространяются все льготы, предусмотренные для местностей, приравненных к районам Крайнего Севера. Тут и дополнительный льготный отпуск в двенадцать рабочих дней, а если туда перебраться насовсем, то один раз в три года оплачивается проезд к месту отпуска и обратно.

Шестаков попросил зайти в общежитие и Ромашко. Оказалось, Ромашко хорошо осведомлен о технической стороне ЛЭП-220 через Ангару. Ромашко привык разговаривать на технические темы с карандашом в руке, попутно делая расчеты и наброски. При сооружении перехода будут применены не обыкновенные, или, как их называют специалисты, торговые, а высокопрочные болты из специальной стали. Обычный болт работает, как выражаются монтажники, «на срез». Болты на опорах линии через Ангару будут работать на растяжение, на сжатие, на изгиб, а поверхности, стянутые болтами, — на трение. Конструкции тщательно очищают от грязи, ржавчины, окалины, шлифуют металл.

Ромашко исчертил лежащий перед ним листок, нарисовал и решетчатые опоры, которые станут на обоих берегах Ангары.

Погодаев и Галиуллин слушали с полным пониманием. Шестакову же и Маркарову не все технические тонкости были понятны.

— Вам все ясно? — спросил Ромашко, отрываясь от чертежа и набросков.

— Немного меньше половины, — признался Нистратов.

Короткую сердитую речь произнес Михеич: до каких пор они будут мелочиться и нырять по котлованам, как разнорабочие? Рыба ищет где глубже, а монтажник — где выше.

Конечно, бывают критические моменты, когда мобилизуют всех без разбора. Вспомним Великую Отечественную войну, когда в смертельной опасности оказался Ленинград. Там в народное ополчение записывались и пожилые профессора, и всевозможные доктора-кандидаты, и писатели-музыканты, хотя большинство из них никогда не держали винтовки в руках. В мирное время в крайнем случае можно в колхоз послать на картошку лаборантов-аспирантов.

— Но где такой закон-правило, чтобы специалисты не работали по специальности? Сам министр не волен содержать разнорабочих пятого разряда.

Маркаров не вступал в разговор по поводу отъезда, полностью доверялся Погодаеву. Он лишь спросил у крановщика Белых, хорошая ли в Братске библиотека и есть ли телефонная связь с Свердловском и Москвой. Получив утвердительный ответ, весь вечер шуршал свежим номером «Литературной газеты», которую выписывал.

— А в Братске отдел кадров не слишком пугливый? — неуверенно спросил Чернега. — Вдруг побрезгует моей анкетой.

— Самому пора забыть об анкете, — строго сказал Шестаков.

— И я за вами, как топорище за топором, — заявил Нистратов. — Мне сидеть в котловане, в сырости, здоровье не позволит. Еще потянусь к бутылке, чтобы согреться. А после...

— А этого мы тебе не позволим, — перебил его Шестаков. — Будем держать на тормозе.

— Вот поэтому мне из вашей компании увольняться никак... Поскольку компания непьющая.

С неделю назад Нистратову пришло извещение из Госавтоинспекции: он может получить свои водительские права. Ему напомнили, что годовое наказание окончилось. А он и думать забыл об этом сроке, так далек был теперь от гаража, от насиженного шоферского места за баранкой, отвык смотреть на жизнь сквозь ветровое стекло.

— А-ну, предъяви права, Лишенец! — строго потребовал Садырин у Нистратова, вернувшегося из ГАИ.

— Я больше не Лишенец. Кличка устарела. Вот они, мои водительские права.

Один Михеич помнил, что лишенцами некогда называли чуждые элементы, которых лишали избирательных и других гражданских прав. Остальные же в бригаде, включая самого Нистратова, в этом прозвище ничего особенно обидного не слышали.

Садырин обрадовался предлогу — воскресшие права и спрыснуть не грех.

— Еще чего недоставало, — одернул его Шестаков. — Из-за этих стопарей у Нистратова и случилась годовая неприятность...