Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

— Может, вы и правы, товарищ Маркаров. Но я со своей командировкой в ленинградский институт уже опоздал на те самые пять лет, пока готовили чернильный маринад.

— Кажется, ваш министр решил последовать совету Цицерона, который однажды сказал, что иногда лучшее решение — не принимать никакого решения. Но история с этим проектом — не тот редкий случай, какой имел в виду Цицерон...

— Единственную возможность сократить сейчас отставание в сроках надо искать здесь, в Приангарске. Кстати, отъезд такой сильной группы монтажников, как ваша, может ударить по стройке... Вы подумали о том, что ваш сговор, вызванный «семейными обстоятельствами», выглядит не таким уж безобидным? Мне не хочется произносить вслух слово, которое и с ложкой меда не проглотишь... Вы человек хотя и молодой, но, по-видимому, знакомы с основами экономики. Сегодня многие тянутся на ударные северные стройки. Тридцатипроцентная надбавка к зарплате и другие материальные поощрения. Вы уверены, что товарищи вернутся весной обратно, отказавшись от таких благ?

— Подозрению нельзя придавать такого же веса, как очевидности... Галиуллин работает с Пасечником шестнадцать лет, Матвей Михеевич — четверть века. Какие у вас основания считать, что товарищи не сдержат слова?

— Вы думаете, я знаю этих товарищей меньше? В Запорожье я был мастером участка, когда Пасечник стал бригадиром. В Индии, в Бхилаи был прорабом, Пасечник — мастером, а Михеич — бригадиром. Галиуллины работали у меня в Асуане. В Москве на Останкинской телебашне я был главным инженером управления, Пасечник — прорабом, а Михеич — по-прежнему бригадиром... Выходит, и мне полагается верить им на слово! Вот ведь, Фомич неверующий... — Он засмеялся.

— Разве что Кириченков... — сказал Маркаров неуверенно. — Отличный сварщик, но стяжатель. Ему надбавки, хоть северные, хоть южные, спать не дают. Из хорошо информированных источников известно, что первое слово, с которым младенец Кириченков обратился к повивальной бабке, было «почем?». А его любимая фраза в жизни: «напишите эту сумму прописью»... — Маркаров подождал, пока Валерий Фомич отсмеется. — За Кириченкова я не поручусь, а за всех других, включая себя, — ручаюсь. Кириченкову и липовые «высотные» по душе. А у нас есть верхолазы, для которых это оскорбительно. Вы хотите вывести гибрид белки с кротом. Занимательная зоология!

— Вашему брату лучше на язык не попадаться. Придумают тоже! — Валерий Фомич смачно рассмеялся. — Гибрид белки с кротом...

На лице его до шестидесяти лет сохранились симпатичные мальчишеские веснушки. Их высвечивало каждую весну солнце на разных широтах, их не могли стереть ни ветра всех новостроек министерства, ни табачный дым кабинетов.

Валерий Фомич глядел на собеседника приветливо. Это было Маркарову тем более приятно, что весь разговор с ним мог бы Валерия Фомича ожесточить, рассердить, враждебно настроить.

— Вам нравится работа на высоте?

— Очень, — горячо выдохнул Маркаров.

— Чем же?

— У высотника своя психология. Ему нельзя забывать о законе земного притяжения. О неустойчивом равновесии полезно помнить и тем, кто никогда не подымался на верхотуру и балансирует, шагая по земле, иногда — даже сидя в кресле.

— Бывает, бывает...

— Люблю профессию монтажника-верхолаза и за то, что она вырабатывает привычку к непривычному.

— С какого курса института вам пришлось уйти?

— Пришлось? Сам ушел. С философского факультета Тбилисского университета. И не из-за плохой успеваемости. Разговор откровенный, и потому похвастаю — был отличником. А ушел потому... Без практики теория мертва. В те годы на гуманитарный факультет не принимали без производственного стажа. Еще до университета отправился за стажем на стройку. Потом все три курса скучал по своей стройке, по высоте. Кто знает, может, это у меня наследственное.

— Отец высотник?

— Не угадали. — Маркаров поцокал языком в знак отрицания. — Отец работал в Зангезуре в шахте. У меня мать высотница... Не удивляйтесь. Отец из Армении, а мать аварка, родом из аула Бухты в Дагестане. Это еще выше аула Чох. А Чох выше аула Гуниб. Когда-то в Бухты вела только узкая вьючная тропа над краем пропасти. Не у всех народностей Дагестана есть в языке слово «колесо». Вы не слышали про аул Цовкра? Если даже по прямой — далеко от нашего аула, а вообще-то — за крутыми перевалами и за ущельями, там лакцы живут. Оттуда родом циркачи-канатоходцы. Не слыхали о них?

— У нас в министерстве свои канатоходцы...

— Под Братском на ЛЭП-220 нам тоже придется походить по проводам, тросам... Мой трехлетний опыт, Валерий Фомич, конечно, не идет в сравнение с вашим. Но я уже не раз был свидетелем того, что конструкции опаздывают, вызывая простои у монтажников. Вы не думаете, что на такой случай нужно заранее готовить запасной объект? Могли бы перевести всю нашу братию на монтаж телебашни. Она значится в вашем годовом плане, и все фермы готовы, ждут. Вы бы послушали, как крановщица Варвара Белых на сессии горсовета недавно снимала стружку с Пасечника! Скорее всего, он не виноват. Но тогда почему в Приангарске до сих пор нет телевидения? А мы за зиму могли бы поднять ретрансляционную башню в тайге, на перевале через хребет, забыл его название.

— Забираться в тайгу зимой?.

— Там близко проходит зимник. Можно забросить туда и вагончики для жилья, и фермы, и механизмы.

— А проект монтажа вам знаком? Этой башне суждено приобрести широкую известность. Она войдет во все учебники, справочники. Впервые в истории телебашня будет смонтирована без подъемного крана. Его роль должен сыграть вертолет.

— Разве вертолет не умеет летать зимой? Утверждают, что в Приангарске солнечных дней не меньше, чем в Крыму.

— Может быть, может быть...

— Однажды в Дагестане горцы посеяли в долине «может быть», а оно — не взошло.

— Поскольку мы условились с вами, товарищ Маркаров, говорить откровенно, — улыбнулся Валерий Фомич, — должен признаться: вопрос о зимнем монтаже башни нами не изучен.

— Не огорчайтесь. Философы утверждают, что каждая ошибка — это промежуточный шаг к истине.

— Но во все времена года никто не позволит нам построить телебашню, прежде чем мы достроим горнообогатительную фабрику. Мы не имеем права форсировать объекты, относящиеся к инфраструктуре, и допускать отставание с вводом производственных мощностей.

— Благодарю вас, Валерий Фомич, за разговор без всякой субординации. Иногда полное согласие делает беседу весьма скучной.

— Беседа прошла в дружественной, сердечной обстановке, — добавил Валерий Фомич в той же интонации.

Пасечник никогда не посмел бы признаться Валерию Фомичу, что это он надоумил монтажников из бригад Галиуллина и Михеича, каждого поодиночке, подавать заявления об уходе с работы.