Сергей Воронин - Две жизни

Сегодня Ирина подошла ко мне.

— Ты был на завале, когда я тонула? — спросила она.

Я посмотрел ей в глаза. В них не было прежнего веселья. Будто там погасли солнечные фонарики.

— Был.

— Почему же ты меня не спас? Почему спас Костомаров?

— Я хотел, но он опередил меня.

Она горько усмехнулась и стала смотреть на реку.

От Элгуни поднимался туман, другого берега не было видно. И Элгунь казалась бескрайней, как море. К ногам набегали волны, оставляя на сером галечнике желтую пену.

Вот уже ночь, а Ирины нет! И нет лодки Бациллы. Мы волнуемся. Через каждые пятнадцать минут я стреляю. Идет дождь, но на берегу горят костры. Кирилл Владимирович не находит себе места. Я боюсь думать: неужели что случилось с Ириной? В голову лезут мысли о Бацилле.

— На кой ты черт его взял? — ругаю я Соснина.

Соснин, против обыкновения, молчит.

Коля Николаевич уже охрип от крика. Шуренка плачет.

— Да перестаньте наконец, что вы раньше времени оплакиваете! — кричит на нее Мозгалевский.

Уже час ночи. Теперь я сам готов плакать.

— С каким удовольствием я переломал бы ноги этим туристам, — сердито говорит Костомаров.

— Однако у вас сердце, — осуждающе заметил Зацепчик. — И вас не тревожит, что люди могут погибнуть?

— Меня тревожит одно: если подобные пикники не прекратятся, я не ручаюсь, что в срок проведу изыскания. Забота о людях — это не сентиментальная штучка, которая может умилять некоторых. — Он сурово посмотрел на Зацепчика. — Не следует думать, что все добрые — непременно полезные люди. Это ошибка так думать. Часто такая ошибка причиняет много бед. Она разоружает. Но все же, кой черт дернул ее оторваться от нас?

Она хотела только хорошего. Быстро проскочить проток, выйти на Элгунь, потом вернуться и указать маршрут, сокращающий путь вдвое. Откуда она узнала про этот проток? Накануне смотрела планшеты аэрофотосъемки. Только и всего. Нет, она не шла вслепую. Проток должен быть коротким, за ним река. И вдруг вместо реки — озеро. А за ним опять проток. Но не возвращаться же назад. Рабочий — широкоплечий, длиннорукий Иван Цибуля — легко взмахивал веслами. Лодка шла быстро. Вода была спокойной, по ней плыли облака, отражались тонкие стволы берез. Неслышно перелетали через проток кукши. Было тихо. И неожиданно в эту тишину ворвался подвывающий голос:

К нему присоединился другой, легкий, уходящий ввысь жаворонком:

Ирина резко оглянулась. За ней плыла лодка Бациллы. Это он пел подвывая, а ему жаворонком вторил Ложкин, молодой, но уже начинающий лысеть парень. Как получилось, что они увязались за ней? Неважно как, но это было неприятно и могло окончиться плохо, если Костомаров заметит исчезновение лодок.

Когда до выхода на реку оставалось не больше ста метров, течение стало усиливаться и впереди показался завал. В узкий проход, пенясь, врывалась вода. Бурлила. Гудела. Цибуля греб с такой силой, что весла гнулись, но лодка еле продвигалась вперед.

— Шест! — выдохнул он. Его лицо и грудь лоснились от пота.

Ирина подала ему четырехметровый шест с железным наконечником. Цибуля вскочил на ноги, ухватился обеими руками за его середину, уперся им в дно. Шест задрожал. Лодка тягуче пошла вперед.

Позади с таким же упорством боролись на лодке Бациллы.

— Раз... еще разик... еще раз, — доносился приглушенный волнением голос Нинки, и неожиданно взлетел полный животного ужаса голос рабочего Ложкина:

— Спасите!

Крутой разворот, и лодка Ирины несется вдогон утопающим людям.

— По-мо-ги-те! — доносится снизу голос Бациллы.

Вот барахтается в тальниковых зарослях Нинка, он уже у берега. Спасется сам.

— По-мо-ги-те! — слабеет голос Бациллы.

Отряхивается на берегу Ложкин. Мокрая рубаха плотно обтягивает его худенькое тело, торчком, словно железные, стоят брезентовые штаны. Лодка Ирины проносится мимо. Она мчится туда, где просит помощи Бацилла. Ольховые и тальниковые заросли сливаются в темно-зеленую сплошь.

Мыс... Излучина... Тихая заводь.

По колено в воде, придерживая одной рукой лодку, другой — сползшие на обвислый зад штаны, стоит Бацилла, сутулый, костлявый. Он истошно орет, запрокинув лицо к небу.

— Чего ты кричишь? — удивленно глядя на него, спросила Ирина.

Бацилла замолчал, насмешливо посмотрел на Ирину:

— А чего ж делать, если в воду попал?

Савелий Погоняйло коротко хохотнул.

— Ну вот что, — сурово сказала Ирина, — дурачком нечего прикидываться. Гони лодку к завалу. Надо спасать имущество.

— А может, что еще скажешь?

Ирина выскочила из лодки, подошла к нему:

— А может, ты ударишь меня? Ведь ты хотел ножом ударить. Бей!

Бацилла не выдержал ее взгляда и потянул лодку к завалу.

Ложкин, трясясь от холода, отжимал штаны. Увидев выходившую из кустов Ирину, растерянно засуетился, прикрыл штанами тощие ляжки. Нинка разводил костер. Ирина остановилась у края клокочущей воды, возле потемневших от сырости бревен. Где-то здесь опрокинулась лодка Бациллы.

— Ребята, надо спасать имущество, — сказала Ирина, подходя к ярко пылавшему костру.

Никто не посмотрел на нее, будто и не слыхали, только лысая голова Ложкина подалась ближе к огню.

— Ребята, чего же вы молчите?

Бацилла пошевелил над огнем растопыренными пальцами, повернулся спиной.

— Мы тонуть не желаем, — сказал он.

— Что было в лодке? — спросила Ирина.

— Тю! Мне следователи еще в детстве осточертели, — ответил Бацилла и подошел к Цибуле: — Один раз начальник фаланги не пустил меня к бабе. «Уйду», — говорю. Он услыхал, посадил меня в кандейку. Я бритвой вспорол себе брюхо. Ору. Меня в околоток. Сорок швов. Ночью ушел. С околотка легко уйти — нет охраны, на то и был расчет. Всю ночь провел у бабы. Утром заявился на фалангу. «Зря, говорю, начальничек, не пустил. Зря, говорю, Бацилла брюхо попортил. Когда Бацилла чего хочет, всегда добивается...»

— А зачем ты мне это говоришь? — спросил Цибуля, беспокойно глядя на Бациллу.

— Если все мои сроки сложить, больше ста лет выйдет. Га! Понял? — И отвернулся.

— Я спрашиваю, что было в лодке? — строго сказала Ирина. — Ложкин, отвечай!

Ложкин начинает быстро-быстро говорить, приплетает много ненужных слов, но все же удается выяснить, что утонуло.

— Надо спасать!

— Видишь, в чем остались. — Бацилла поднял рубаху и показал длинный живот. — Все наши шмотки накрылись, и то не жалеем.

— Да вы просто трусы! — с презрением говорит Ирина. Она прошла к завалу, разделась и кинулась в воду. Течение подхватило ее, выбросило наверх и прибило к берегу.