Павел Федоров - Генерал Доватор

Неожиданно яростный лай овчарки заставил всех прижаться к земле. Над болотом вспыхнули ракеты. Предутреннюю тишину нарушили ожесточенные пулеметные очереди. Пули с тонким свистом вспарывали мохнатые болотные кочки. Было ясно, что их заметили.

Где-то глухо ударили минометы. С пронзительным визгом мины пролетали над головами и, не разрываясь, шлепались в болото. Немцы, бросая ракеты, выскочили было на край болота, но Стакопа автоматными очередями загнал их в кусты.

Обернувшись к товарищам, он крикнул:

— Уходите быстрей!

Немцы залегли и продолжали обстрел из пулеметов. Стакопа, не давая им подняться, хлестко бил короткими очередями.

Зина и Вася, непрерывно меняя направление и подталкивая пленного, вязли в болотной грязи, но упорно продвигались вперед.

Через несколько часов, измученных, продрогших, в замерзших валенках и одежде, их встретил конный разъезд и доставил в штаб полка,

Громов был ранен. Стакопа остался в болоте.

О прибытии группы немедленно было сообщено Доватору.

Когда Лев Михайлович приехал в дом Русаковой, Зина, укрывшись буркой, сидела на печи и пила чай. Глаза ее слипались. Приятная согревающая теплота клонила ко сну.

— Где тут знаменитая разведчица? Дайте на нее посмотреть, — входя в избу, шутливо проговорил Доватор.

— Я здесь, товарищ генерал, отогреваюсь, — дрогнувшим голосом отозвалась Зина.

Воспоминание о Стакопе сдавило ей сердце. Она только сейчас почувствовала, как дорог ей этот славный, замечательный парень.

— Так это вы? — словно не доверяя своим глазам, тихо спросил Лев Михайлович.

Сняв папаху, он присел на лавку около стола. Неторопливо расстегнул планшетку и, достав блокнот, что-то записал.

Зина заметила, как лицо генерала на секунду осветилось скрытой улыбкой и вновь приняло задумчиво-строгое выражение. Внезапно вскочив, Доватор быстрыми шагами подошел к печке и, ухватившись рукой за приступок, мягко, с глубокой задушевной проникновенностью сказал:

— Знаете, милая девушка, я никогда не удивлялся подвигам наших советских людей, а только радовался. Вот и сейчас я искренно радуюсь вашему смелому поступку. И благодарю вас от всего сердца. Вы даже сами не знаете, какой подвиг вы совершили.

— Да что вы, товарищ генерал. Разве я одна это сделала?.. Там остался командир отделения... Стакопа. Вы знаете?

— Мне все известно, — кивком головы остановил ее Доватор. — Не нужно рассказывать. Я говорил с Громовым. Молодцы! Немца допросил. Сведения, которые вы принесли, дадут нам возможность сохранить сотни жизней.

Взглянув на девушку, Лев Михайлович вдруг замолчал.

Зина сидела над остывшей чашкой чаю, склонив голову, с закрытыми глазами.

— Вы очень устали? — негромко спросил Доватор. Густые брови Льва Михайловича сошлись у переносицы.

Зина не слышала его вопроса. Невнятно что-то проговорив, она прислонила голову к печной трубе, улыбнулась, по-детски всхлипнула и заснула. Из упавшей набок чашки по черному ворсу бурки бежала струйка малинового чая.

Лев Михайлович осторожно взял чашку и поставил ее на стол. Он отлично понимал, что дело здесь было не только в усталости. Он сам не спал уже третьи сутки. Однако для военного человека это было обычно. А здесь он видел другое: сильное душевное напряжение Зины сменилось неодолимой слабостью, похожей на забытье.

В сопровождении адъютанта вошел генерал Атланов. Увидев Доватора, он громко сказал.

— Лев Михайлович, все готово! Осталось только перекусить.

— Тише, — Доватор предупредительно махнул рукой и показал глазами на печь.

Зина, шевеля губами, спала, как ребенок.

— Все равно сейчас придется разбудить, — проговорил комдив. — Скоро начнется артподготовка, а пока надо покормить ее. Ведь ей придется вести людей на то место, где остался Стакопа. Может, он еще жив. Она отлично знает дорогу. Шевчуку поставлена задача — сбить заслон и прорваться в тыл. Там противник не ожидает удара.

— Пусть хоть десять минут поспит, — взглянув на часы, тихо проговорил Доватор.

— Да я, товарищ генерал, не сплю, — неожиданно раздался голос Зины.

Путаясь в неуклюжей широкополой бурке, она спрыгнула на пол и, повернувшись к Доватору, сказала:

— Я и не спала, так немножко только задремала. Извините меня... Очень озябла. Я все слышала.

— Вот и отлично, раз слышали! — сказал Доватор. — Вы только покажите дорогу. Я знаю, что вы устали, измучены, но понимаете, как это необходимо. Там человек... его надо выручить.

— Я все понимаю, товарищ генерал! — горячо проговорила Зина. — Это такой замечательный парень!

Она неожиданно смолкла и посмотрела на генералов. Потом, превозмогая душевную боль, добавила:

— Я только сейчас поняла, как благородно он поступил.

— Да, он поступил, как настоящий воин! — лицо Доватора стало суровым и задумчивым. Взгляд его потемневших глаз таил в себе глубокую печаль. Этот человек умел ценить людей и понимал, что значит настоящий геройский поступок.

— Ну, что ж, на войне, как на войне, — сказал Лев Михайлович, ни к кому не обращаясь. — А сейчас начнем новый день,

На улице брезжил рассвет, и в окна, чуть пламенея от далекой зари, входило новое утро.

Перед началом артиллерийской подготовки Доватор послал Шаповаленко за командиром батареи, капитаном Мхеидзе. Одновременно он приказал зайти к офицерам связи и передать лейтенанту Поворотиеву, чтобы он срочно явился в штаб.

Филипп Афанасьевич теперь находился в личной охране Доватора, всюду его сопровождал, часто выполняя обязанности связного, посыльного и ординарца.

В комнате, где должен был находиться комбат, Шаповаленко застал только девушку и пожилую женщину — хозяйку дома. В расстегнутом полушубке девушка сидела за столом и аппетитно грызла армейский сухарь, запивая его молоком.

— Здесь находится капитан Михеидзев? — молодцевато придерживая рукой шашку, спросил Шаповаленко.

— Да, здесь. Но его сейчас нет. Он на наблюдательном пункте, скоро должен быть, — обернувшись, бойко ответила девушка, с любопытством рассматривая седоусого бородатого казака в крутоплечей бурке.

Взглянув на девушку, Филипп Афанасьевич широко открыл глаза. Перед ним сидела Феня Ястребова, он узнал ее по фотографии, которую бережно хранил вместе с письмами.

— Что это вы так смотрите на меня?

Феня смущенно отодвинула недопитый стакан молока.

— Да потому, что не доверяю своим очам. Чи это вы, чи в мои очи чорт песку кинул!

— А откуда вы меня знаете?

— Ось, як знаю! — Филипп Афанасьевич поднял кверху большой палец. — Да кто же вас не знает? Вся дивизия знает. Потому что вы прислали подарок и карточку. А достались они одному хлопчику... Ничего хлопчик, бравый... Он то карточку всякому поперечному показывал. Он вам письма пишет. Фамилия ему Шаповаленко. Есть у нас такий ловкач...