Анатолий Тоболяк - Попытка контакта

Лиля быстро открыла глаза и в ту же секунду испуганно вскочила на ноги.

— Ой, извините! Я, кажется, заснула… — потерла она ладонями лоб и щеки.

— Это вы нас извините, — вежливо сказала Татьяна.

— Ага, это вы нас извините, — повторил я за ней. — Уж пожалуйста.

— Ничего… Очень хорошо, что пришли… Садитесь! — захлопотала Лиля, оправляя кофточку, сворачивая плед, хотя сама была в этом номере на птичьих правах.

Я их сразу познакомил, и они, как полагается, пожали друг другу руки. Интересно наблюдать за ними в такой момент (имею в виду женщин вообще). Они говорят: «Очень рада… Очень приятно…» — они улыбаются, глаза у них блестят и вид такой, будто они без ума от радости… но при этом каждая мгновенным взглядом оценит другую: как та выглядит, как одета… и если одна из них, предположим, дурнушка или что-нибудь на ней не по моде, то у другой непременно счастливо ёкнет сердце, что сама она не дурнушка и все у ней в ажуре… ха-ха!

Но Татьяна и эта Лиля, похоже, сразу понравились друг другу. Похоже, эта Лиля всем нравилась с первого взгляда.

— Очень приятно, — сказала одна.

— Очень приятно, — сказала другая.

— Очень, очень приятно, — скрепил я, повалившись в кресло. — А где родственники? Отец, сестра? Куда они смылись?

— Поля домой пошла. У нее же междугородный разговор. А Леня пошел ее проводить, — быстро ответила блондинка.

Я сразу прицепился.

— Леня — это кто? Отец, что ли?

— Да… он. А что? — мгновенно покраснела она.

— Ты его Леней зовешь?

— Да… а что?

— Не Леонидом Михайловичем, нет? Он же на двадцать лет тебя старше. Или на сколько?

— На двадцать.

— А он не обижается, что ты его Леней зовешь?

— Нет, не обижается, — еще сильней запылали ее щеки и лоб.

— Слышишь, Танька? Отец у меня демократ, — засмеялся. — Ты тоже можешь звать его Ленькой. Он позволит.

— Не болтал бы ты! — сердито сверкнула она глазами.

— Садись на колени, — предложил я.

— Обойдешься!

— А кстати, ничего, что я на «ты»? — спросил я Лилю. — Или по отчеству надо?

— Нет, не надо.

— Правильно! Давай по-родственному. Значит, ты художница, я правильно понял?

— Не совсем. Я дизайном занимаюсь. А училась в художественном училище, это правда, — отвечала она окрепшим голосом.

— Ну неважно! Все равно ты должна знать картину «Неравный брак». Видела такую?

— Да, конечно. И что?

— Ничего! Просто вспомнил. Ассоциация! У меня всегда дикие ассоциации. Ты уж извини, Лиля.

— Пожалуйста. Продолжай, — твердо сказала она.

— Замолчи! — приказала мне Татьяна.

— Замолчать или продолжать?

— Пусть говорит, Таня. Я от подруг то же слышала, вообще, от многих. Ахают, удивляются: ты с ума сошла! Все отговаривают, все до единого. Но его же никто не знает! Никто не понимает, какой он! Он моложе меня и моложе тебя, Костя!

— В каком смысле? — осведомился я.

— Во всех смыслах!

— Ну и что дальше? Ну хорошо сохранился папа! Ну еще не маразматик, не склеротик! Ну духом молод! На подъем легок! Все зубы целы! И это все?

— Нет, не все. Ты понимаешь, что не все. Есть самое главное. Я тебе скажу — пожалуйста. Он меня любит.

— Он или ты?

— Он. И я, — негромко сказала она.

— Дура! — простонал я. — Ох, дура!

И в ту же секунду ослеп от пощечины, которую она мне закатила. Ну да, ослеп, а прозрев через мгновение, увидел, что Татьяна злорадно, без всякой жалости усмехается, а она, эта Лиля, стоит с испуганным лицом и опущенными руками — такая бледная, светловолосая, такой несказанной красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Я замотал головой, заорал:

— В каком ухе звенит? Быстрей говорите!

— В левом! — злорадно откликнулась моя будущая супруга.

— Прости, — с глубоким чувством сказала Лиля.

— Я думал, ты смирная, а ты… Теперь я за тебя спокоен, Лиля! Ты себя в обиду не дашь, Лиля. Мне теперь отца жалко, Лиля!

Татьяна подсела ко мне на подлокотник кресла и, сжалившись, погладила по волосам. Я оттолкнул ее руку.

— Честно скажи, сколько раз замужем была? — крикнул я.

— Опять получишь, — предупредила Татьяна.

— Нет, уже не получит. Я никогда не была замужем.

— Скажи еще — первая любовь!

— Да. Первая, — подтвердила она еле слышно. Она как будто засыпала на глазах — бледнела и обессиливала.

— Ну везет отцу, блин-компот! — захохотал я, как придурок. (Наверно, получил легкое сотрясение мозга). — Все его любят, все по нему с ума сходят! Мать до сих пор хранит его фотографии, можете поверить, а? Жена номер один приходит в гости в гостиницу, это надо же! Третья… как ее?.. Галина-малина тоже поди слезы льет, так?

— Да, она сильно переживает. Она не хотела давать развод.

— А тебе жаль ее?

— Да, очень жаль, — еле расслышал я.

— Ты его отбила у нее или он сам отбился?

— Он сам так захотел.

— Ну еще бы! Его желания для него закон! Тебе он тоже понравился? — перекинулся я на Татьяну.

— Да! — заявила она, дразня меня, высунув язык. — Да, да! Очень интересный мужчина. Поинтересней тебя.

— Еще одна попалась! И сестра хороша! Он ее бросил младенцем, а она ему в любви клянется. Все с ума посходили, чокнулись!

— А ты первый, — сказала Татьяна.

— Я?!

— Больше всех его любишь.

— Я?! — задохнулся я.

Тут, легок на помине, появился сам Ивакин — без стука, широко распахнув дверь, с каким-то пакетом в руках. Он, наверно, взлетел на четвертый этаж одним махом, не дожидаясь лифта, — так торопился к своей Лиле. Надеялся застать ее одну, а тут на тебе — опять нежданные гости, черт побери!

Я не дал отцу отдышаться, сразу выложил:

— Привет тебе от Любомирова!

Известное правило: всегда лучше нападать, чем защищаться.

— Где ты его видел? — спросил отец останавливаясь.

— Я его каждый день вижу. Он у нас вроде домового. Просил тебя позвонить, между прочим.

— Да?

— Ага! А в гостиницу не пошел. Здорово куда-то спешил. Друзья у тебя что надо, отец! У вас так принято, что ли, по десять лет не встречаться, а потом отделываться звонками?

— Опять за свое взялся. Кончай этот тон, Константин! Надоело! — чуть не взмолился он.

— А ты мне вмажь! Сразу замолчу.

— Ей-богу, хочется. Таня, вы не можете его успокоить, а?

Татьяна покачала головой, пристально на него глядя. Нет, она не может меня успокоить. Я неуправляемый.

— Точно! — одобрил я, обхватив ее рукой за пояс и привлекая к себе на колени.

Отец засмеялся. Он подшагнул к Лиле и тоже обнял ее рукой за плечи, не желая отставать от нас.

— А ты что мрачная? Что у вас тут происходит?

— Ничего. Просто разговаривали, — уклонилась она от его руки.

— Обо мне?

— Да, о тебе.

— Ясно, ясно! Сплетники вы, ребята. Как насчет того, чтобы пообедать в ресторане? — деятельно предложил он, оглядывая всех нас.