Иван Елегечев - В русском лесу

И с той минуты уверовал в себя Юрко: все испытания он вынесет, стерпит, а как дадут ему свободу, так в степь, где кочуют цыгане, уедет, женится, семью заведет, будут у него дети, станет им про обские галеры рассказывать, накажет: ножик против купца держать вострым, чтоб рука, когда время придет, как у него, не дрогнула.

Охотник Василий на промысел идет, слышит: под землей два черта-хозяина между собой в карты зубятся. «Послушаю-ка я, о чем они толкуют», — подумал Василий. Остановился — слушает.

— Денег у меня больше нету, все проиграл, — говорит черт-хозяин Василиева урмана. — На кон ставлю наших с Василием белок.

— А по мне хоть душу поставь, — отвечает хозяин-сосед. — Принимай — сдаю, видишь, очко. Были белки ваши, стали наши, так-то. Что, еще будешь играть?

— Ставлю — сохатых...

— Я и сохатых выиграю, вишь, опять двадцать одно. Были лоси ваши, стали наши.

— Косачей ставлю с рябчиками...

И опять проиграл...

За короткое время черт-хозяин Васильева урмана всю живность проиграл, какая водилась, даже бурундуков, мышей, сов и ястребов — все поставил на картежный кон и проиграл. Хотел было и душу свою заложить, да пожалел. «Гад, — ругался про себя Василий на хозяина-черта. — Ишь, ничего ему не жалко. Как бы не пришлось мне класть зубы на полку да потуже затягивать поясок! Его, черта, собратья подземные прокормят, а я кормлюсь сам по себе, дети у меня...»

Ладно, переночевал Василий в своей избушке, наутро идет на остров Кедровый к другу-охотнику Молчану в гости — посоветоваться и пожаловаться на своего хозяина-черта.

Пришел, охотник Молчан вскипятил на железке чая, — сидят Василий с Молчаном, разговаривают, попивают. Василий рассказывает: черт-хозяин всю живность проиграл, даже свою душу хотел заложить, да пожалел, — что делать?

— Эх, молодо-зелено, — упрекнул Василия старый охотник. — С чертом пособиться просто, не такой он страшный, как его малюют. Поведаю я тебе тайну...

И поведал, подробно расписал, как с чертом пособиться.

Ладно, пришел Василий в свою избушку, лег на нары. Ждет. Слышит: засвистело в воздухе, зашумело — Василий вышел из избушки, видит: прилетел огненный дракон — голова рысья, тулово змеиное, хвост — огонь, — посланник черта-соседа, — и давай всех зверей и птиц в один табун загонять, чтобы перегнать в свой урман.

Василий крикнул:

— Эй, огненный дракон, зачем прилетел?

— Были звери ваши — стали наши, — сказал дракон. — Не умеете играть в карты, оставайтесь с носом!

— Погоди, а про закон и волю земли ты слышал? Надо спросить зверей и птиц, хотят они переселяться в ваш урман. Не захотят — супротив воли зверей и птиц идти нельзя.

— Давай спросим, — сказал дракон и замахал во все стороны огненным своим хвостом, потом крикнул: — Эй, звери и птицы, кто не хочет переселяться к новому хозяину, откликайся!

В ответ из тайги ни звука.

— Вишь, молчат, — прорычал дракон. — Значит, хочут...

— Нет, я не согласен с тобой, — сказал Василий. — Давай по-другому спросим.

— Что ж, спрашивай, а я послушаю.

Развел Василий на земле два костра. Один из пихтовых дров, другой — из еловых. Когда дрова разгорелись, он повернулся к пихтовому огню и крикнул:

— Эй, звери и птицы, хотите ли вы переселиться на новое место?

Из костра ни звука, лишь сучки трещат да искры разлетаются во все стороны.

— Вишь, молчат, — сказал Василий. — Значит, не хочут.

— Погоди, теперь моя очередь спрашивать, — сказал дракон. — Мне-то они скажут всю правду. — И он повернулся к еловому огню и рявкнул во все горло:

— Звери и птицы, неужто вы не хочете переселиться к новому хозяину?

Еловый костер вспыхнул ярче, валежины и поленья, как всегда, завыли, заголосили, засвистели, — ясно, плачут звери, плачут птицы, неохота им переселяться в чужой урман.

— Не хочут, — крикнул Василий. — Слышишь, плачут все до одного.

— Верно, плачут, — сказал дракон, — слышу.

— Ну что, пойдешь теперь против закона о воле земли?

— Что-то боязно, — сказал дракон. — Как бы они нам с чертом-хозяином не отомстили.

— То-то, — сказал Василий, — а теперь убирайся прочь.

Дракон взлетел ввысь и взял направление к соседнему урману. А Василий принялся за промысел. Ходит по тайге, постреливает белок, ловит соболей, настораживает на глухарей слопцы и думает: как ему образумить хозяина-черта, чтобы тот таежное добро вдругорядь не проиграл, петлю на него, как на зайца, поставить или яму вырыть, чтоб черт в нее провалился и никогда не вылез.

Охотник Степан собрался на промысел. Насушил сухарей, накормил собак, уложил на нарты добришко и увязал крепко-накрепко веревкой. Но перед тем как отправиться в путь, подумал: а не сходить ли мне к шаману Алсею, не попросить ли благословения?

Ладно, пошел к шаману. Алсей живет на Ворожейном Мысу, над Шедолгой-речкой. У леса могилы — предки шамана зарыты, посреди мыса избушка, в ней Алсей спит и ест, в двух шагах от избушки — амбарушка, в ней идолы и кумиры обитают, им шаман молится.

— Так и так, — сказал, поздоровавшись, Степан, — пришел получить благословение.

А шаман Алсей в ответ принялся лаяться: худой остяк нынче пошел, дерзкий, в богов и чертей не верит, ни во что не верит, русским боженятам поклоняется, про своих остяцких позабыл. Раньше лесной человек лучше был, здоровый, душа без изъяну, а нынешний — двоедушный, лукавец, просмешник и лицемер. Раньше каждый охотник стремился золотую кумирню отыскать, чтобы поклониться идолам, богам и боженятам, а нынешний ни к чему не стремится и думает об одной собственной выгоде и брюшной пользе.

Лаялся, лаялся шаман Алсей, но все-таки охотника Степана благословил и пожелал ему удачи.

Идет Степан на промысел, нарты за собой волочит, ему собачки помогают. А он из благодарности своим дружкам на лыжах дорогу утаптывает, по своему следу пускает упряжку, облегчает собачкам работу.

Долго тащился Степан на промысел. Пришел наконец в свой урман. Смотрит: тайга пустая, неурожай — ушла белка, ушел соболь, улетели глухари, косачи и рябчики. Даже глазастый сыч и тот куда-то девался.

«Плохи мои дела!» — приуныл Степан и уселся на пенек и стал думать, как ему быть. Степан понимал: надо искать богатый урман: не вся же тайга пустая! Но искать трудно и долго. «А не поискать ли мне, в самом деле, золотую кумирню, — подумал, — не поклониться ли остяцким идолам и не попросить ли у них помощи, авось они не откажут! Вернусь тогда домой с богатой добычей».

Думал, думал Степан и порешил искать кумирню — так легче будет прожить.

Идет. День идет, другой, третий. Поднялась падера, снежной мглой все кругом застлало, ветер опрокидывает назад, идти мешает. Степан в чью-то переночуйку забрался, отсиживается, хорошей погоды ждет. Дождался — снова пошел. Неделю идет, другую, третью. Чует, весной повеяло, тепло. Солнышко греет, бурундуки свищут, одинокая лисица тявкает, собак зовет — позабавиться, поиграть в пихтаче. Река большая перегородила дорогу — на берестянке Степан переправился на ту сторону. Снова идет, быстро идет, хочет скорее разыскать золотую кумирню.