Борис Павлов - Айгирская легенда

Затем произвели расстановку сил по всем объектам. Задачи ясны, сроки тоже. Все коротко, четко. Ни споров, ни дебатов. Бойцы потянулись группами к узкоколейке. Две бригады пошли влево, по шпалам — шесть километров. Одна бригада вправо, по шпалам — три километра. И еще бригада — здесь, выше узкоколейки, возле речки Айгир.

Я не узнавал Санкина. Думал, что-то с ним произошло. Но что? Да ничего особенного: он был таким же, как всегда. Просто в жизнь входил принцип: потехе — минута, работе — все.

На строительные объекты отряда часто приходил сам начальник СМП-308 Владимир Иосифович Бядов. Хрупкий на вид, небольшого роста. Волосы на голове коротко подстрижены, наполовину темные, наполовину седые. Ершистый чубчик торчал, словно рвался вперед. Глаза умные, проницательные. И постоянно встревоженные. Присматривался к студентам. На первых порах, видимо, думал: пацаны, какой спрос? Санкин ему явно не нравился: голоса не слышно. Санкин не умел «требовать». Но иногда, как сам говорил, был «жестоким»: отстранял некоторых бойцов от работы. Без крика, без гнева. Тут Бядов не понимал и укорял Санкина: «Не умеешь приказывать!»

Бядов . Зачем отстранять от работы? Накажи рублем!

Санкин . Не могу. Для бойца страшна кара, не когда ругают его, не когда удерживают дневную зарплату, а когда все идут на работу, а он остается в лагере. Даже на кухню его не назначают. Нет доверия. Полного! Вот что страшно. Всеобщее молчаливое презрение. А зарплату за весь этот день ему… все равно начисляем, и он знает об этом. Разве не страшная кара? Может, самая страшная.

Бядов . Ему остается вернуть деньги и только.

Санкин . Нет, ему остается на другой день работать на совесть и навсегда распрощаться с прозвищем «сачок».

Такая педагогика действовала безотказно. Но Бядов мог признать ее лишь теоретически, а на деле практиковал свою «педагогику» — ругать провинившегося рабочего или мастера тут же, на месте, при всех. Причем, не гнушаясь подчас «выразительных» и «образных» слов, из которых складывался «строительный язык». За грубость студенты не любили Бядова, хотя в обращении с ними применял он совершенно иной, более сдержанный язык. Но не любя, все же уважали. За другое. Он опекал студентов и при первой же возможности помогал им чем мог. То есть самым главным — техникой, стройматериалами. Но ведь ему самому туго приходилось. Студенты требовали. Строители требовали. Руководство стройки тоже требовало. Нужно было разрываться на части. А «разрывать-то», собственно, и нечего было: худ Бядов, измотан, кожа да кости. Когда спит, где завтракает, обедает и ужинает, бог его знает!

Бядов вставал рано, до петухов, и отправлялся на дальние объекты пешком. По просекам. По грязям и хлябям. По шпалам узкоколейки. Ему нужна точная информация, он должен знать точное положение дел на каждом участке. Иначе не сможет принимать правильные решения. Пока обойдет все свое хозяйство, глядишь, солнце завалилось за горы. Порой ночевал на трассе. Рассказывали: однажды наткнулись на него рабочие какого-то дальнего участка. Идут по шпалам и видят: лежит под кустом рядом с насыпью узкоколейки какой-то махонький человек. Сжался в комочек. Обступили. За пасмурностью предрассветной не разглядели, кто это. Давай тормошить: эй, ты бродяга, откуда взялся тут, посреди тайги? Он проснулся. Тут же вскочил на ноги, на часы смотрит. Вот номер — это же их начальник, товарищ Бядов! Владимир Иосифович! А он спрашивает: нет ли чайку горячего? Сбегали в бригадный вагончик, принесли. Попил, согрелся и дальше двинулся.

Рабочие тоже уважали его. А одного «уважения», как считали студенты, в сфере производства мало! Нужна «любовь!» Ибо в ней самый главный резерв. Говорили: «Да, авторитет у Бядова большой, а чисто человеческого авторитета маловато…»

Санкин тоже свое имел мнение: «Бядов — натура фанатичная, деловая. За работой не видит людей. Много требует от людей, но еще больше от себя. Зная это, перестаешь обижаться на него… Умеет ругать, но умеет и заметить, отблагодарить…»

Бядов знал о таких «крамольных» мыслях своих «подопечных», но тоже прощал им: молоды, жизнь плохо знают! Но «прощая», сомневался в них: хорошо, придут из Белорецка по узкоколейке долгожданные платформы с блоками. Но успеют ли студенты уложить их, не оголяя другие важные участки, где строят фундаменты? Кинутся на одно, упустят другое. А план все равно не вытянут. О Санкине думал: как удастся ему связать концы с концами, которые вскоре повылезут десятками. И кто он такой, Санкин?! Всего лишь студент третьего курса! А взвалил на свои плечи тяжелейший груз. Тут и опытным строителям не под силу. Жалко Бядову Санкина.

Вспомнил я, как дрался Санкин на сабантуе, как пробежал по кругу с «орлом», вскинутым над толпой, как кричали от радости «соколята», и посожалел, что Бядов этого не видел.

С того самого момента, когда Санкин проснулся, он дорожил каждой минутой, а может, каждой секундой своего руководящего времени. Нет, он не студент и даже не командир ССО. Об этом надо забыть, и он забывает. Ибо он — руководитель стройки, руководитель самого сложного Айгирского участка трассы. Он осознает свою ответственность, может быть, нисколько не ниже, чем тот же Бядов или даже начальник управления строительства. Преувеличение? Высоко забрался? Может. Но иначе нельзя. Я почувствовал этот «взлет» Санкина после короткого разговора с ним. Санкин не сказал, но дал понять, что ему некогда отвечать на вопросы. Дал понять вежливо, с извиняющейся улыбкой. И отправился на объект. Но чтобы все-таки не обидеть «прессу», на ходу сказал мне: «Запишите три момента, чтобы я не забыл, потом вечером подробно расшифрую». Я на ходу записал. Каждому из этих «моментов» соответствовало всего лишь одно слово. Я записал, ничего, конечно, не поняв. Понял только, что Санкин снизвел меня до роли его личного референта или секретаря.

Я не пошел с ним на самый дальний и самый важный объект, как хотел вначале. А направился в бригаду Фарита Нуриева, что работала рядом с речкой Айгир.

Объект бригады — огромный котлован, напоминающий плавательный бассейн. Он и на самом деле был «плавательным»: движок не успевал откачивать желтые грунтовые воды. Бригадир рассказал мне, что приходилось иногда работать по пояс в жиже: сооружать опалубки. За это бригаду и назвали «Наф-Наф и К 0». Не зря же отрядный врач Ляля Хаирова беспокоилась, а вдруг простудятся? Часто приходила на объект. Беседы профилактические проводила. А что толку. Ребята со всем соглашались и лезли в воду. Хотела, наконец, запретить, да не имела, сказали ей, права. Работа! Да ведь и «Клятва студента УАИ» не на ее, Лялиной, стороне: «…работать под дождем и в грязи, не терять уверенности в том, что жизнь прекрасна и удивительна…»