Сергей Сартаков - Пробитое пулями знамя

У Моти, в противоположность мужу, всегда на щеках горел свежий румянец, а если она вдруг пугалась или конфузилась чего-нибудь, то становилась и совсем багрово-красной. Федор шутил:

Мотя, не наделай пожара.

Она ходила, слегка наклонив голову, с тугим узлом черных волос на затылке. И оттого, что голова у нее была наклонена, подбородок казался особенно коротким, а лицо — круглым. Взглядывать приходилось ей исподлобья, но это ничуть не придавало суровости. Когда Мотя смеялась, у нее живо блестели темные глаза с голубоватыми белками, однако губ она не разжимала, крепилась до последней крайности. А потом вдруг вскидывала голову, обнажала два ряда очень уж острых, как у белки, зубов, коротко и звонко хохотала и сразу снова быстро поджимала губы.

С восхищением Мотя в первое утро выслушала рассказ Лебедева о побеге.

Ой, — сказала она, — у меня бы сердце разорвалось от такой смелости. Ну и в окно выскочили, так ведь город, люди кругом. «Углей, углей», говорите, кто-то даже кричал.

А это мне даже кстати пришлось. Он ехал, натерял углей, я их в карман и… — Лебедев изобразил, как он себе измазал все лицо, как изломал и тоже выпачкал картуз. — Пальто в крапиву, воротник нараспашку, переулками, переулками к Енисею. Там плоты с дровами, с сеном, горят костры, пьяная гульба. Ну и я тоже: «Шумел камыш, деревья гнулись…» Зарылся в сено до ночи…

Да уж такой вы к нам постучались… Паролю и то не хотелось поверить…

Во дворе у Даниловых стоял небольшой флигель из двух комнат с кухней. В нем жили прежде квартиранты, свои же деповские рабочие. По просьбе Лебедева Федор Минаевич им отказал. Флигель как нельзя лучше подходил для «техники» — подпольной типографии.

Лебедев остался в Красноярске по целому ряду причин. Прежде всего — помочь партийным рабочим восстановить комитет РСДРП, от которого после разгрома еще и. минувшем году не уцелело ни одного человека. Потом— создать заново крайне нужную здесь «технику».

И, наконец, — дождаться Анюту, которой уже сообщено, куда она должна явиться, выйдя на свободу.

Несколько тревожил арест Буткина, если Козинцов правду сказал, что он арестован. Но такие провалы случаются и в других городах, а работать надо везде. И как раз важнее всего работать там, где тяжелее были провалы. Бежать от опасности проще всего, но когда бегут, тогда больше всего и теряют.

Решив остаться, Лебедев почти замуровал себя у Даниловых, обзавелся новым паспортом, на имя Егора Ивановича Базанова, и начал отращивать усы и бороду. Мотя стала у него связной.

Так, в глухой замкнутости, прошла первая половина зимы, заполненная собиранием сил, организацией порайонного комитета, поиском надежных квартир для собраний и явок, подготовкой «техники».

Во флигеле временно поселились два «квартиранта», поставленные на эту роль уже комитетом. Они приспосабливали в подполье помещение для типографии. А Федор Минаевич по указаниям Лебедева делал детали для печатного станка. Он переложил и во флигеле печь, соорудив в ней тоже отличный тайник, куда довольно быстро можно было убрать все приспособления «техники».

Уже к концу января все было готово, опробован станок — чугунный вал, прокатывающийся по рельсам, добыты шрифты, припасена бумага и краска. Не хватало только опытного наборщика. В эти дни по условному адресу и коду Лебедев получил сообщение от Арсения: едет на восток. В телеграмме был указан вагон и номер поезда. Лебедев подумал: красноярский вокзал не место для встречи. Купил билет и сам покатил на запад, до станции Зеледеевой, за восемьдесят верст от Красноярска. Здесь он дождался подхода пассажирского поезда, в котором ехал Арсений, и влез в вагон.

Стояли сильные морозы, и Лебедев оделся потеплее: в подшитые сарапульские валенки с красными ягодками на голенищах, в стеганые штаны, дубленый овчинный полушубок и шапку треух из рыжей собачины. Вокруг шеи он намотал связанный руками Моти шерстяной шарф, все время задиравший ему бородку кверху.

Лебедев, наверно, очень долго мог бы ходить по вагону, разыскивая Арсения, если так же преобразился бы и тот. Но Арсений ехал в обычном своем виде, и только вместо знакомой Лебедеву студенческой тужурки на нем была напялена блуза, какие носят техники и мастера.

В купе вагона третьего класса, где помещался Арсений, было людно и шумно. Его спутники резались в «дурака», азартно шлепали распухшими картами по крышке чемодана, поставленного на колени, а две толстые, румяные молодухи, обнявшись, напевали частушки, в последней строчке всякий раз чуть-чуть нескромные, и при атом маслено косили глазами на ухарски улыбавшегося им со второй полки мордастого парня. Можно было, приткнувшись в уголок, спокойно поговорить здесь, но Арсений потащил Лебедева в тамбур:

Мужик, ты здешний? Пойдем покурим… Расскажешь, какие места проезжаем.

Вагон трясло, подбрасывало на закруглениях пути, скрипели двери.

Ну, как тут у тебя, Михаил? — спросил Арсений, притягивая его поближе к окну, заметанному тонкими морозными узорами. — У-у! Да ты пополнел! Или это борода так щеки раздвинула? Вроде и не клином стало теперь лицо у тебя. Вид, как говорится, вполне соответственный. Ну, красноярский обыватель, рассказывай — как ты ягавешь?

Живу ничего.

Люблю точные ответы.

А ты, Арсений, как живешь?

Выходит, тоже ничего. Ну, говори, говори! Рассказывай.

Да что же. Вот после провала помогли товарищам заново организовать комитет, — Лебедев коротко пересказал, чем занят был последнее время в Красноярске. — Теперь готовим «технику», скоро пустим в ход… У тебя, наверно, интересного больше, Арсений. Где ты сейчас, откуда едешь, куда? Давно ли виделся с Лениным?

Еду в Харбин, помогать товарищам. Это очень важно — выиграть у правительства армию! Что? Да, я видел Владимира Ильича совсем недавно. Это была его мысль — поехать мне в Маньчжурию.

Он здоров, работает, пишет? Что там вообще происходит? Мы совершенно ничего не знаем. Живем разными слухами.

Арсений закурил папиросу, прислонился плечом к желтой, сбитой из узких реек стенке вагона.

Ты понимаешь, Михаил, положение создалось очень сложное. В Центральный Комитет, вопреки всему, кооптированы меньшевики — подлая работа Троцкого. «Искра» полностью в руках меньшевиков. Многие важные сообщения с мест ими утаиваются от Ленина. Как все это мешает живому делу революции и отвлекает силы Ленина на борьбу с раскольниками внутри партии! Владимир Ильич создает теперь новую газету «Вперед» — свою, большевистскую газету. Вот возьми, почитай. — Арсений передал Лебедеву газеты. — Вышло уже два номера, сделано огромное дело. Но все же, когда меньшевики кругом воздвигают свои барьеры, Ленину стало много труднее иметь постоянную и надежную связь с мостами, давать им свои советы, указания.