Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7
- Название:Журнал `Юность`, 1974-7
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Правда
- Год:1974
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7 краткое содержание
В НОМЕРЕ:
ПРОЗА
Геннадий МИХАСЕНКО Милый Эп. Повесть
Анатолий ТКАЧЕНКО. Сигнал оповещения. Повесть
ПОЭЗИЯ
Владимир ЦЫБИН. «Уеду отсюда…». «Еще снега погода не смела…». «Неужто то мил, то постыл…». «Сквозь тишину веду версту…».
Фазиль ИСКАНДЕР. «Ошибка. Модерн. Вечер. Размолвка.» «Вот и определилось…»
Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ, «Ближний Север…»
Роман ЛЕВИН. «Июнь сорок первого года…»
Юнна МОРИЦ. Золотые дни. Издалека. «Пах нут сумерки белилами…»
Олег ДМИТРИЕВ. Песня лета. Расстанная. Отъезд из дома друга. Песенка возвращения. Волшебник.
Игорь ВОЛГИН. «Во дворах проходных и в парадных…»………..
Владимир САВЕЛЬЕВ. «Отцовской шашке ныне в утиль, видать, пора…». Я вас люблю
Вийви ЛУЙК. «Ты же ведь знаешь…». «Когда обнажатся деревья…». «Встречая нежданно тихий взгляд…». «О, если буду я еще самой собою…». Перевела с эстонского Э. Т а м м
Галина НИКУЛИНА. Трое в одной мастерской
(К нашей вкладке)
КРИТИКА
Ю, СМЕЛКОВ. Взгляд со стороны. (Дневник критика)
Г. ЦЫБИЗОВ. Я думать о тебе люблю…
(Жизнь — песня)
3. ПАПЕРНЫИ. Светлов и романтика (Встречи)
Владимир ОГНЕВ. Реалистическая публицистика (Поговорим о прочитанном)
Эрнст ГЕНРИ. Тайный фронт.
НАУКА И ТЕХНИКА
М. В. ДАНИЛЕНКО. «Я иду к врачу»
ПИСЬМО ИЮЛЯ
Людмила ЛАПКО, Аркадий ЛЕСНОЙ, Витали РАСЛОВ, Георгий ГУЛИА, О вкусах и прочем.
ПУБЛИЦИСТИКА
Первые шаги вместе.
Елена ТОКАРЕВА. Таежные люди.
Николай ЧЕРКАШИН. След перископа.
Марк ГРИГОРЬЕВ. Красивое на стройке (Беседа с художником-оформителем нового Тобольского вокзала Германом Черемушкиным)
Анатолий КРЫМ. Карнавал.
СПОРТ
Н. ШКОЛЬНИКОВА. Двое из Дубны
ЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ
В. СЛАВКИН. «То, что надо!».
НАШИ ПУБЛИКАЦИИ
Михаил БУЛГАКОВ. Неделя просвещения
Журнал `Юность`, 1974-7 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Полезно?
— Живая водица.
Туесок был полный, сок бугорком вспухал над его краями, и я медленно, словно кипяток, приблизил его к губам. Отпил. Сладковатая древесная прохлада пролилась внутрь меня. Выпил все, до белого донца. Отдал Бабкину туесок и сидел, явственно ощущая, как холод сока всасывает в себя мое повышенное тепло: будто понемногу приобщает, приспосабливает к открытому, ветреному сырому простору.
Бабкин опять лег на бушлат, занемел, свел резкие скобки бровей, уставившись в жестколистый багульниковый лес. Он размышлял. А я не мог мыслить от шума, какой-то ослепленности, почти непроницаемой мутности в голове. Лишь раз отчетливо возникли белый халат, белый колпак, белые простыни… Я спросил себя: «Неужели серьезно?» — и зябко вздрогнул. Словно ощутив это, Бабкин быстро повернулся, сел, сцепил на коленях руки — хрустнули пальцы, как влажные ветки, — тяжеловато, с силой тряхнул головой.
— Послушай… Сейчас решил. Навсегда. Лежал — и решил. От всего этого снега, земли, от тебя тоже. От жизни. — Кивок головой, вдох, шумный выдох — Женюсь на Кате. Мне она как память о войне будет. Еще как пример: она упрямая, мне души не хватает. Я только на вид строжусь. Ты знаешь. И она угадала. Говорит: «Я же тебе мама буду, а не женушка». Сама-то на пять лет младше меня. И еще… — Молчание, хруст пальцев, выдох. — Это главное. Как подумаю: ее никогда не будет, потеряю, как из рук выроню, — сам себя пугаюсь.
Мы встали, двинулись к дороге. Не говорили до самой казармы, и Бабкин не спрашивал у меня совета: теперь он был не нужен ему.
Перед сумерками пришел Иван Шемет, поставил на тумбочку ужин, сел на край кровати, очень весело хлопнул по одеялу. Похохотал. Заговорил о всяком разном: вот еду принес, узнав, что друг захворал, погуще по такому случаю кашицы всыпал, а вообще весна уже, скоро Амур тронется, водица заиграет и можно будет удочкой побаловаться Веселил, щекотал, взбадривал. Пообещал вызвать в свой колхоз, назначить личным секретарем, когда сам на главного агронома выучится.
Через несколько дней меня пригласил в кабинет капитан Мерзляков. Был он чисто выбрит, держался легко и прямо, и руки у него не дрожали — выглядел так, будто навсегда перестал мучить его отполовиненный желудок. Улыбнулся мне. Неторопливо пожимая руку, поздравил с присвоением звания «старшина» и вручил удостоверение радиста первого класса. Выразил надежду, что «ценная армейская специальность» вообще пригодится мне в жизни («Считайте— вам повезло!»), пожелал дальнейших успехов.
Служба подходила к концу.
г. Обнинск.
Юнна Мориц
Долины сентября лежали в золотильне,
На выпуклых плодах играл червонный свет,
Червонное зерно в амбарах молотили,
Шагал червонный бык с червонным стадом
вслед.
Червонный бок быка лоснился, словно
купол,
Внушая благодать, как храм среди лугов,
Червонный пастушок рукой червонной
щупал
Его червонный лоб со скобками рогов.
Червонное чело быка с червонным чревом
Подмаслило лазурь, нагнув червонный рог,
Червонная заря взошла, держась над
хлевом
В качели золотой за золотой шнурок.
Среди червонных слив червонной птицы
профиль
Бросал червонный взор на золотое дно —
Так к золотым пескам червонный льнул
картофель,
И к рыбам золотым — червонное вино.
На золотой скамье в глухой червонной
чаще
Швырялись мы вовсю молчаньем золотым,
Мы знали в этом толк: страстей червонных
слаще
В коптильне золотой нам золотильный
дым!
Был золотой запас истрачен без остатка,
И веком золотым разило от ветвей,
Где золотым тавром пылала в сливе
складка,
И золотом шуршал, гуляя, соловей.
В червонных облаках со вздохом
облегченья
Стояло существо, чей золотой зрачок
Кому-то подал знак окончить золоченье
И золотой сундук захлопнуть на крючок.
Под слоем золотым — орехи, ложки, ноги,
Младенец золотой колотит в бубенец,
Чтоб золотой порой по золотой дороге
В одеждах золотых проехать наконец.
Младенец золотой благоухает чудно,
Не я ли так смогла его позолотить?
Наверно, это я. Кому еще не трудно
И в золоте ходить и золотом платить!
Шелестит перевясло
И колесная ось.
Что-то в роще погасло
И снова зажглось.
Что-то вспыхнуло синим
И зеленым огнем.
На мгновенье остынем.
Станем тише, чем днем,
Станем дальше, чем звезды,
Друг от друга, когда
Загорается воздух
В роще возле пруда.
В этой дальности — радость,
Обмирание рук.
Как восточная сладость.
Тает окрика звук.
Я вблизи, я не дальше,
Чем земля от небес,
Безыскусность — от фальши,
И от ангела — бес.
В чем причина отлучки!
Раздается в ответ
Струйка ливня из тучки,
В роще вспыхнувший свет.
И, хватая подсказку,
За полночной доской,
Золотую повязку
Я срываю рукой —
Взор свободен, как мысли,
Мысли с горных озер
На крутом коромысле
Вносят ясность во взор.
В этой ясности — холод,
Холод вечности в ней,
В этом холоде — сопод
Пивоварни моей!
Там на ворохе сена —
Муза с кружкой в углу.
Океанская пена
Уползает во мглу.
Шелестит перевясло
И колесная ось.
Что-то в сердце погасло
И снова зажглось.
Пахнут сумерки белилами,
Пахнут красками, известками,
Пьем под сочными стропилами
Чай с тропическими блестками.
Маляры ушли и плотники —
До рассвета, разумеется.
Опершись на подлокотники,
Осень в кресле чаем греется.
Дух ремонта капитального,
Зная толк в сердечной грамоте,
Образ быта госпитального
Разбинтовывает в памяти.
Грусть морозная, стерильная
Входит в грудь иглой метрового,
И душа болит обильная.
Плоть вбирая в нить суровую.
Но рывком, возвратом к доблести,
К мощным узам здравой бытности
Обезболиваю области
Вдохновенной ненасытности.
И за это во Флоренции
Нам играет фортепьяно
Трехголосные инвенции
Иоганна Себастьяна.
Олег Дмитриев
Я насвистывал песню лета,
Взяв мотивчик на час взаймы,
И она отзывалась где-то
В неподвижном лесу зимы.
Напевал, как попало ставил
Мне одолженные слова.
Не подумайте — снег не стаял,
И не выпросталась листва!
Было холодно, влажно, мглисто.
Воздух взбалтывая сырой,
Эхо голоса, эхо свиста
Приближалось ко мне порой.
Луч, светящийся вполнакала.
Хвою сумрачную прожег,
Словно лето напоминало.
Что пора возвращать должок.
Все слова и мотивчик славный
Я отдал и пошел назад
В начинавшийся сильный, плазный,
Предугаданный снегопад.
Не останется без ответа
По законам простой игры
Песня лета, ах, песня лета.
Прозвучавшая до поры!
Интервал:
Закладка:
