Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7

— Поезжай, поезжай, — подбодрил Раю профессор. — Скоро все в Москву вернутся. Надо сворачивать работы, раз ничего нет.

— Как это нет! — закричала Рая. — А самородок? — Она посмотрела на хмурого Цуна. Тот молчал и согласно кивал Константинову.

— Лети-ка ты. Женя, домой, — басил Константинов за ужином. — Взгляни на сына, обласкай жену и… съезди на месяцок в Приморье — присмотри место для будущего полевого сезона. А? Светит тебе Приморье? Какие богатейшие места! Ты ведь не был там?

Рая негодовала: где же обещание, данное утром Каргаеву? Ведь Цун обещал ему исследовать сопку с голой вершиной, которая виднелась вдалеке.

— Евгений Васильевич, — вдруг прервал Константинова Женя, — пойдемте, я вам покажу кое-что.

— Это самородок, что ли? — засмеялся профессор. — Я уже видел. Смутил тебя этим Каргаев. Ай да фокусник! Да, может, он его в другом месте взял!

— Не думаю… — скривился Женя. — Подумайте, Евгений Васильевич, еще пару месяцев работы — зато совесть спокойна у меня будет… перед природой и людьми.

— Совесть! Врешь ты все, — заворчал Константинов.

— Найти думаешь олово. Удачи здесь ждешь, Цун? — Константинов помолчал. — Ну, коли люди твои согласны работать еще, то оставайтесь. Контракты продлим.

— Я остаюсь, — первой крикнула Рая, и все на нее оглянулись.

— Вот это напра… — начал Константинов, но Цун тронул его за рукав.

— Хоть до октября буду сидеть здесь, — упрямо подтвердила Рая и выскочила «к себе» — на кухню.

Она знала, что по приезде в Москву не миновать объяснений с матерью и Володей. Но если бы, если бы он сам приехал в отряд — хоть посмотреть, хоть чуточку поинтересоваться тем, что лежит дальше его привычных забот! Читал же он наверняка ее письма к матери, все знает и… не понимает. Рая почти плакала от досады.

«Не надо лезть не в свое дело! — любимая фраза Володи. — Для этого, — убеждал он, — есть специальные люди — журналисты, юристы… У них профессия такая — чужие дела. Все остальные люди живут своими…»

Раньше Рая этому почти верила. Но теперь-то она знала точно, что это от человека зависит. Есть же такие, как Цун, и, наверное, много. «Жаль, что не придется стать геологом. Поздно, — грустила Рая. — А среди них, верно, больше всего настоящих людей!» И тут же в памяти всплыл давний разговор с Цуном. В самом начале, в порыве откровенности, она рассказала Жене, отчего уехала из дому. Он только хмыкнул в ответ: «Могла бы и не уезжать. Жить по-человечески, осмысленно можно где угодно: хоть на площади Пушкина, хоть в сталактитовой пещере, хоть здесь. Важно, с кем жить и чем».

Рая вышла из кухонной палатки на полянку и вдруг услышала, как техник Алексей, самолюбиво тряхнув курчавой бородой, сказал:

— Ладно, я тоже со всеми. У меня совесть прорезалась.

«Ну, значит, все в сборе», — улыбнулась Рая.

В походе. Фото Г. ШУТОВА.

В июле 42-го одиночная советская подлодка «К-21» сорвала рейд самой большой за годы второй мировой войны немецкой эскадры. Во главе ударной группы шел на разгром английского конвоя новейший в те времена линкор «Тирпиц». Дерзкий четырехторпедный залп «К-21» по быстроходной плавучей крепости длиной почти в четверть километра был отмечен военными историками всех стран. Всего же на боевом счету краснознаменной подводной лодки 17 потопленных транспортов врага.

Когда легендарная лодка выслужила свой срок, ни у кого не поднялась рука разрезать ее на лом. «К-21» навечно пришвартована к стенке заполярного причала. Над ней по-прежнему колышется военно-морской флаг, а в кубриках живет небольшая команда под началом мичмана. По навигационным правилам на «К-21» вот уже тридцать третью арктическую ночь горят якорные огни. Вечная стоянка — вечные огни.

Несмотря на бронзовую мемориальную доску, привинченную к надстройке, «К-21» все еще служит. В ней устроены тренажеры, на которых матросы учатся бороться за живучесть подводных кораблей. Время от времени из кормового отсека знаменитой лодки валит черный дым «пожара», а в носовом — сквозь искусственные пробоины в прочном корпусе бьет студеная вода. Аварийные команды бросаются в огонь и в воду. «К-21» все еще не вернулась с войны…

Борт о борт с именитой лодкой стоит новая, современная, безымянная. Во всяком случае, ее бортовой номер пока никому, кроме посвященных, ничего не говорит.

Нехотя выступает из воды одутловатое аспидное тулово. Острый тритоний хвост плавно уходит в рябь огненной дорожки кормового фонаря. Единственная надстройка, уплощенная, отглаженная с боков и сверху, торчит над покатой спиной мощным плавником. Лодка лениво льет желтый электросвет из прямоугольных окошечек рубки.

По причалу, огибая кнехты, змеится поземка. Ветер раскачивает тяжеленные крюки железнодорожных кранов, которыми грузят на подводные лодки торпеды. Снежная крупа набивается в ворс черных матросских шинелей так, что они становятся белыми, словно маскхалаты. Короткий строй застыл на причале против вечной стоянки «К-21».

— Офицерам выйти из строя. Команде — вниз!

По сходням, перекинутым с причала через старую подлодку на новую, бегут матросы. Видавшая огни и воды Палуба «К-21» гудит под тяжелыми ботинками точь-в-точь как и тридцать лет назад, когда собиралась в свой звездный поход. Но эти ребята в новеньких черных ушанках выходят в море впервые. В глухом квадрате Баренцева моря их могучий подводный торпедоносец, словно новорожденный дельфин, будет нырять и плавать, смотреть и слушать, нападать и защищаться. Учить будет командир лодки, моложавый капитан 2-го ранга с ленточкой боевого ордена под мехом «канадки» Александр Яременко.

Новичок на секунду замирает над верхним рубочным люком. Там внизу темной и, кажется, ужасно глубокой шахты высвечен кружок красного железного пола. Ступив на него и глянув вверх, новичок увидит точно такой же кружок ночного неба и подошвы товарища, нависающие прямо из-под звезд. Потом, потирая набитую на лбу шишку, пробираясь в свой отсек, он будет дивиться все еще непривычному обилию приборов в агрегатов, шкал, циферблатов, вентилей, кранов, клинкетов, клапанов, тумблеров, маховиков, рукояток, снопам разноцветных кабелей и трубопроводов. Потолки, по-морскому подволоки, кают и отсеков напоминают своды старинных подвалов, с той лишь разницей, что они сплошь увешаны, уснащены всевозможной аппаратурой. Глаза у первогодка разбегаются и почему-то сами собой выискивают грозные таблички с зигзагами молний «Жизнеопасно!», «Не вскрывать!». «Огнеопасно!»… Пройдет время, и этот крутолобый парень с уже подросшими волосами в любой кромешной тьме нащупает самый запрятанный вентиль или клапан; при срочном погружении он будет чертом по одним лишь поручням соскальзывать вниз, почти не касаясь перекладин вертикального трапа; особым чувством подводника начнет различать крены и дифференты своей койки и боевого поста до половинных долей градуса.