Владимир Рублев - Семья

А вот и шахта. На территории шахтного двора Валентин остановился, с любопытством оглядываясь. Близкое посапывающее гуденье моторов на эстакаде, торопливые гудки то и дело подъезжающих под бункеры автомашин, дробный грохот сыплющегося угля; по огромной горе терриконика медленно, упрямо взбирается вагонетка, и даже слышно, как она поскрипывает; тяжело, неторопливо прополз груженый состав, выходя из-под погрузки на основную линию, чтобы отправиться в далекий рейс. А над всей этой обыденной суетой шахты, над приземистыми одноэтажными зданиями, эстакадой и терриконом стоял, твердо вонзив стальные ноги в землю, и от этого казалось, что он вырастал из нее, огромный копер. На вершине его, трепыхаясь птицей, бился небольшой красный флажок.

— Любуешься? — спросил неожиданно подошедший главный инженер. — Красавица шахта! Две с половиной тысячи тонн угля каждые сутки качаем, — и перевел разговор. — Ну, как дома, все живы-здоровы? Как Галина? Ничего? Это хорошо... А ты где устроился?

Валентин подал ему удостоверение. Пробежав его глазами, Иван Павлович помрачнел.

— Та-ак... — протянул он, возвращая книжечку. — Все еще на побегушках, значит? Плохо это, — и положил руку на плечо Валентина. — А ты откровенно мне скажи, как своему человеку, что ты о будущем думаешь? Что ты с этой, извини за выражение, бумажкой выбегаешь? Надо прочно, на обе ноги сразу вставать в жизни, а не лазить по закоулкам.

— Знаю я все это, — нахмурился Валентин.

— Знаешь? Но знать-то мало... — опустил руку Иван Павлович, доставая папиросы. — Куда ты идти надумал, что у тебя за душой, какие способности, стремления?

— Ладно, Иван Павлович, — грубо обрезал Валентин, потому что невыносимо тоскливо и обидно вдруг стало на душе: вот и еще одна пощечина. — Вы в мою шкуру влезьте, учить-то все могут, — и, закусив губу, отвернулся.

— Шел бы ко мне, — тихо, с приязнью, сказал Иван Павлович. — И в забое не зазорно работать, все начальники с малого начинали!.. А так, куда тебя определить? В какой-нибудь отдел костяшками счет брякать?

Валентин покачал головой:

— Не пойду...

— Ну вот, видишь... Думай, думай, давай, Валентин. С Ниной Павловной, с Галиной советуйся. Жизнь надо начинать, и начинать без метаний. Она, жизнь, тех, которые мечутся, не любит. Определи раз и навсегда — вот мое место — и действуй.

Об очерке, конечно, не было сказано ни слова.

— Ну, я в шахту, — протянул руку Иван Павлович.

— А... мне можно в шахту с вами? — неожиданно даже для себя спросил Валентин. Вероятно, в этом желании было не одно любопытство (Валентин еще ни разу не был в шахте), он бессознательно чувствовал, что ему надо, наконец, своими глазами увидеть, каковы же они, эти шахты, как там, внизу, люди работают.

— В шахту? — внимательно глянул на него Иван Павлович. — Что ж... Пойдем.

Пахнуло характерным запахом подземелья, едва они с Иваном Павловичем, одетые в шахтерские спецовки, двинулись по наклонному ходку вниз, в шахту. Здесь словно царил другой мир, тихий, придавленный метровыми наслоениями почвы. Но ощущение подземелья вскоре стало исчезать, и Валентин подумал, что воздух в шахте почти такой же, как на поверхности, если не обращать внимания на привкус плесени.

Ступени круто уходили вниз. Валентин едва успевал за Иваном Павловичем, которому каждая выбоинка здесь была знакома. Вот уже и пот проступил на шее и лбу, а Иван Павлович быстро и ловко уходит и уходит вниз. Наконец, дошли до ровного, ярко освещенного коридора, где были проложены очень узенькие, как подумалось Валентину, — гораздо уже обычных, железнодорожных, — рельсы.

— Ну, куда направимся? — обернулся Иван Павлович. В шахтерской спецовке он уже не казался таким строгим и солидным, как в обычной одежде.

Валентин подумал и сказал, что лучше туда, где комбайны работают. Иван Павлович улыбнулся и ответил, что они во всех лавах работают, и можно пойти в седьмую лаву, там сейчас ведет подрубку Клим Семиухо, и справился, слыхал ли Валентин о таком. Валентин кивнул головой и добавил, что о Семиухо весь Шахтинск знает: это лучший машинист комбайна в бассейне.

— То-то же... — удовлетворенно сказал Иван Павлович и двинулся впереди вдоль электровозной линии. «Странно, а ведь в шахте не так уж... ну, не то, что страшно... а не так уж неприятно, как представляешь до спуска сюда», — подумал Валентин, на ходу приглядываясь к штреку. Полукруглые железные ребра подпирали верх коридора через равные расстояния. По правой стороне на высоте роста человека вдоль коридора тянулись толстые электрокабели, подвешенные к железным стойкам крепления. Но разглядывать было некогда: Иван Павлович свернул снова в ходок; шли по нему долго, Валентину даже надоело идти, потом опять коридор, в одном месте уклон почвы был почти под тридцать градусов, пришлось съехать вниз полусогнувшись.

— Это я тебя ближним путем веду, здесь уже редко кто ходит, — сказал Иван Павлович, когда Валентин съехал вниз, едва не наскочив на широкую движущуюся дорожку угольных кусков.

— Это что?

— Транспортер. От комбайна из забоя уголь перекачивает. Вот видишь электровоз стоит? А там вон, — махнул рукой Иван Павлович в противоположную сторону забоя, — работает наш Семиухо. Остановился он что-то, не слышно комбайна. Пойдем...

Не прошли и десяти шагов, как недалеко что-то загрохотало, заставив Валентина вздрогнуть. Он догадался, что комбайн пошел. Низкий, надсадный, грохочущий звук заполнил весь воздух в забое, и оттого, что потолок был невысок, а стены близко друг к другу, грохот в первый момент оглушил Валентина, и он не сразу разобрал, что говорит ему остановившийся Иван Павлович.

— Ты иди, говорю, туда, а я в девятую лаву, срочное дело там, потом зайду. Скажи, что со мной пришел, — донеслось до Валентина, и он закивал головой: слышу.

Непривычного человека всегда охватывает ощущение беспомощности, неловкости, когда он находится совсем близко с незнакомой, работающей на полную мощь машиной. Так и Валентину показалось, когда он подошел очень близко к комбайну. Помощники машиниста, устанавливающие железную крепь, даже неодобрительно оглянулись на него, и Валентин подумал, что он стоит не на том месте и, наверное, мешает бригаде, а вот там, возле только что поставленной железной ребрины, ему будет удобнее находиться. Он медленно, перешагивая через еще не собранные рельсы крепления, двинулся туда и все смотрел, как послушная невысокому человеку ползет и крушит уголь машина. «Оказывается, в этом ничего сложного нет», — думал он, потому что раньше представлял себе работу комбайна очень туманно и на водителей этого агрегата смотрел как на людей, обладающих какими-то таинственными секретами. Впрочем, это впечатление создавалось и в первые минуты, когда он наблюдал за Климом Семиухо.