Владимир Рублев - Семья

— Да... — вздохнул Валентин и повернулся к матери, — человек обязан строить свое счастье сам, сам — наперекор всему! Но в чем заключается оно, человеческое счастье? Вы вот говорите — будешь техником. А разве в этом все необходимо, чтобы я был счастлив? Наоборот, чувствую — не то мне нужно. Я с большой охотой пошел бы к станку, в шахту, потому что там-то и есть настоящий труд. Я вот посмотрел сегодня на Клима Семиухо, и мне стыдно за себя стало: мой, пожалуй что, одногодок, а какие дела творит? А я... на побегушках или... за парту. Эх!

И опять — молчание.

— Тебе видней, Валентин... — разорвал тишину дрогнувший голос Нины Павловны. — Только не забывай и о Галине, о жене своей. Вам век жить, вам и думу думать, как говорится.

«Век жить... Целый век», — подумала Галина, и в ее воображении слово «век» вытянулось вдруг во что-то неясное, огромное, которому трудно представить конец. И в этом «веке» живут они с Валентином, живут, по-видимому, очень долго, потому что сам-то век ведь тоже огромен.

Хотелось думать и думать, но сон незаметно подкрался к Галине, сковал мысли, и она снова уснула.

Когда Галина ушла в школу, Валентин еще спал.

Город просыпался. Жизнь пока кипела еще только в той стороне, где курились синей дымкой терриконы шахт и стоял завод врубовых машин. Из-за кирпичной заводской стены раздавался резкий металлический скрежет, гулкие удары железа да редкие покрикиванья маневровой «кукушки».

Небольшие, похожие на скатанные клочья белой ваты редкие облака были окрашены в бледно-розовый цвет.

«Какое сегодня хорошее утро, — оглядываясь, подумала Галина, — день, будет, вероятно, погожий». Мысли ее незаметно перенеслись к школьным делам: сегодня контрольная работа по арифметике.

«Хотя бы все прошло хорошо, — вздохнула Галина и, поймав себя на том, что боится за ребят, мысленно рассмеялась. — Обещала быть спокойной, а не выдерживаю обещания... Буду спокойной».

— Галина Васильевна! Здравствуйте! Вижу из окна, что вы идете, и думаю, почему так рано в школу?

Галина смутилась. Она никак не ожидала встретить в этот ранний час Бурнакова.

— Благодарю случай за эту встречу, — широко улыбался Борис Владимирович, подходя к Галине, а в мыслях его промелькнуло: «Кто-то заставил бы меня стоять битый час, ожидать тебя, если бы не знал, что уж сегодня-то мы будем самыми ранними и самыми одинокими попутчиками».

— А вы почему рано? — скосила на него глаза Галина, с любопытством отмечая, как свежо, почти юно выглядит сейчас Борис Владимирович. «А ему, кажется, уже за тридцать», — подумала она.

— Ассистент... — шутливо вздохнул Бурнаков. — И представьте себе, напросился к вам в класс... Глафира Петровна на вас все еще в обиде, ну я и решил быть вашим вечным заступником... А то она прислала бы кого-нибудь из «чернокнижников», лишняя морока была бы...

Галина рассмеялась:

— Каких «чернокнижников»? Строгих ассистентов?

— Да, да... Тех, которые даже в своей фамилии, когда расписываются, ищут ошибки.

Борис Владимирович остер на язык. А сегодня он был определенно в ударе, и Галина созналась себе, что Бурнаков — очень интересный собеседник.

— Да, кстати, — спохватился возле школы Бурнаков. — Познакомился с вашим... внештатным корреспондентом. Он не устроился еще на работу? Нет? Трудно, конечно, имея большие стремления и не владея дипломными корочками, выбрать работу более или менее сносную... К слову сказать, я просил редактора газеты Алексея Ильича, чтобы он устроил Валентина, но тот, знаете, воздерживается. Им люди опытные нужны.

Удар был нанесен метко. Под сомнение ставились вообще возможности Валентина.

— Пойти ему простым рабочим, — продолжал Борис Владимирович, наблюдая, как румянец заливает лицо Галины, — или переписчиком бумаг — занятие нелестное.

— Давайте... не будем об этом... — отвернулась Галина.

Бурнаков замолчал, но вдруг воскликнул:

— Ба, забыл! Он случайно фотографию сестренки одного армейского товарища оставил в редакции, попрошу вернуть, а то понадобится зачем-нибудь...

Борис Владимирович протянул ей фотографию, и Галине ничего не оставалось делать, как взять ее. И это фото, словно раскаленный уголек, жгло ей ладонь, пока она не сунула его в портфель... Интересно, что это за «сестра армейского товарища»? Валентин рассказывал, что они приехали в Шахтинск с каким-то Ефимом Горлянкиным... Значит, это его сестра? Но как фотография попала к Валентину? Впрочем, догадаться не очень трудно...

Дыхание Валентина слышится рядом. Ровное, спокойное посапывание раздражает Галину, которая никак не может уснуть.

«Вот почему он стал такой равнодушный, — закусив губу, думает она. — Вспоминает, конечно, сестру этого Горлянкина... А сам молчит, но разве трудно понять, что не только я в душе у него? Это и ребенок разгадает...»

Ей вспоминаются продолжительные, с утра до вечера, отлучки Валентина из дома, мелькает мысль, что и это — не случайно, а для того, чтобы реже и меньше видеть ее, Галинку... Да и вечерами, когда Валентин дома, он больше уединяется, разговаривает с нею как-то рассеянно, неохотно, и — чуть выпадет момент — садится за стол и пишет, пишет что-нибудь для редакции... Иногда, не дождавшись его, она ложится спать одна, обиженная, но достаточно гордая, чтобы не позвать его к себе... А он, кажется ей, и не замечает ее обиды, как не видит и того, что ей так хочется услышать от него ласковое, нежное слово, чтобы на сердце вновь стало безоблачно и спокойно...

И вот — разгадка... Сестра товарища... А она, Галинка, так поверила Валентину, что ни на один миг у нее не проблеснула раньше мысль о связи его еще с кем-то... Разве такое возможно, чтобы Валентин... Да, выходит так, что — возможно...

Галина, не в силах совладать с участившимися ударами сердца и нервным возбуждением, встает с койки и, включив свет, садится в одной рубашке проверять тетради, хотя это и не срочно. Но ей нужно заняться чем-то, чтобы рассеять гнетущие мысли, забыться за работой. Она раскрывает тетрадь, пробегает глазами текст письменного упражнения, находит ошибку и исправляет ее красными чернилами. Потом машинально перечитывает предложение и вдруг обнаруживает, что ошибку сделала она сама, а не ученик. Пришлось перечеркнуть свою поправку и закрыть тетрадь: нет, она не сможет быть сейчас внимательной...

Женщина встала, резко отодвинув стул, прошла к окошку и там стояла долго, думая все об одном и том же: о предстоящем разговоре с Валентином... Ей показалось, что пружины кровати скрипнули, Галина обернулась и словно холодок кольнул сердце: Валентин не спал, он внимательно, пристально смотрел на нее. Она отвела взгляд, зная, что сейчас он спросит, почему она не спит... Сказать ему — почему? Нет, не стоит, а впрочем...