Владимир Рублев - Семья

— Я хочу поговорить с вами открыто, — сказал он, едва усевшись в кресло. — Семен Платонович, это может звучать странно, однако я понял, что должен выбрать что-то одно из двух: либо уволиться с шахты, либо активно включиться в работу... Лично я предпочел бы последнее, ибо это отвечает и моим интересам. Но как я могу включиться в активную работу? Вот первый вопрос, в разрешении которого я бы насмелился попросить вашей помощи...

«Кажется, удачное начало», — подумал Тачинский, отметив, как потеплел настороженный взгляд Шалина.

— Было бы желание активно работать, а помочь этому мы всегда сможем, — безо всякого раздумья тепло произнес Семен Платонович. — Хорошо, что вы начинаете одумываться, Марк Александрович. А то, знаете, нелестное мнение создалось было о вас. Вам ни на минуту нельзя забывать, что вы главный инженер. Это горняки должны чувствовать на каждом шагу... Поверьте мне, сейчас они этого не чувствуют.

— Если рабочие не чувствуют, что я главный инженер, вина, пожалуй, не моя, — хмуро сказал Тачинский. — Клубенцов с первых шагов противопоставил себя мне и... смог добиться того, что почти все рабочие именно его стали поддерживать... Вижу, что он — хороший организатор, но зачем же подставлять под удар другого?

— Каким образом? — удивился Шалин.

— Разве поддержка рабочих, которые приходили к нему с различными предложениями и рассказами о способах своей работы, не есть противопоставление мне? Они приходили раньше и ко мне, я им указывал не раз, что не на эти мелочи надо обращать внимание, когда шахта в прорыве, что надо искать что-то такое, чтобы результаты сказались сразу. А Клубенцов пригрел их, дал им волю и свое разрешение: дерзайте, я не против.

— Но он же правильно поступил! Все эти мелочи, как вы говорите, и помогли шахте за короткое время улучшить работу. Это — не мелочи, это — новаторство наших горняков, Марк Александрович... Вы же знаете, что успех приходит тогда, когда в труде появляется стремление к творчеству, к инициативе. Иван Павлович и поощрял горняков к этому. Так ведь?

— Теперь-то я знаю, что так... — неохотно согласился Тачинский. — Однако раньше я этого недоучел, а Иван Павлович сыграл на этом, чтобы перетянуть рабочих на свою сторону.

— Так, по-вашему, он не должен был делать этого? И только для того, чтобы не пострадал ваш авторитет? Ну уж... извините, Марк Александрович, но здесь припахивает карьеризмом, ни больше ни меньше. — Шалин порывисто вышел из-за стола. — Коммунисты поступают только так, как поступил Клубенцов...

Тачинский тоже встал. Он вдруг понял, что сказал лишнее, и от этого его красивое полное лицо сморщилось в страдальчески-виноватой и чуть-чуть заискивающей улыбке.

— Может быть, я не так выразил свою мысль? — торопливо сказал он. — Вы только не подумайте, Семен Платонович, что-нибудь плохое... Я сказал это от чистого сердца, не раздумывая...

— Вот именно, от чистого сердца... — как-то странно усмехнувшись, сказал Шалин. Последовала неловкая пауза.

— Ну, а еще чем... противопоставил себя Клубенцов? — снова заговорил Шалин.

— Видите ли... — подумав, ответил Тачинский. — Я снова рискую быть неправильно понятым вами...

— Постараюсь понять правильно, — с усилием улыбнулся Шалин.

— Нет, — замялся Марк Александрович и решительно добавил: — Я лучше об этом буду молчать.

— Ну что ж... Вам видней... — словно потеряв интерес к разговору, равнодушно согласился парторг, а заметив, что Тачинский собирается уходить, продолжал:

— Если буду нужен — приходите. Но о возможности улучшения своей работы подумайте. Обязательно подумайте.

— Хорошо, — торопливо бросил Тачинский, а выйдя из кабинета, плотно сжал зубы от гневного возбужденья. Ему казалось, что сейчас произошло что-то страшное, что парторг узнал все сокровенное, что есть в его душе, и молчаливо взял себе на заметку, чтобы при случае — и, конечно, в ближайшее время — воспользоваться этим...

Чем-то насторожил Шалина против себя этот красивый и, кажется, неглупый инженер. «Плохо мы еще знаем своих работников», — досадливо поморщился парторг после ухода Тачинского.

Семену Платоновичу захотелось поговорить о нем с Клубенцовым.

Он вышел, но в коридоре встретил Тамару и задержался.

— Здравствуй, Тамара... Что-то долго я тебя не видел... В отпуске была?

— Ага... К маме, в Шахтинск ездила...

— Марк Александрович скучал здесь без тебя. Хмурый такой ходит, — пошутил Семен Платонович и на этом хотел закончить разговор.

Тамара вспыхнула, отвернулась, и это не укрылось от глаз Шалина.

— К нему сейчас идешь? — спросил он, почуяв неладное.

— Нет... — Тамара мгновенье о чем-то подумала и неожиданно сказала: — Я с ним уже не живу.

— Не живешь?! Почему? — искренне удивился Шалин. — Давай-ка зайдем ко мне, поговорим спокойно...

Тамара молча подчинилась его просьбе.

— Что же у вас произошло?.. Расскажи, — усаживаясь за стол, с интересом спросил парторг.

Тамара опустила глаза и, усмехнувшись, вызывающе сказала:

— Неужели вам интересно копаться в нашей личной жизни? Это должно быть не совсем приятно.

Семен Платонович не ответил на ее слова и на какое-то мгновенье замер в раздумье. Но вот он поднялся из-за стола, включил свет и лишь тогда повернулся к ней, очень красивой, с неестественно блестящими глазами.

— М-да... Это нехорошо. А что говорит Иван Павлович? Ты не зайдешь сейчас к нему?

Тамара поняла, что разговор окончен.

— До свиданья, — сказала она и вышла.

— До свиданья... — не заметив, что сказал это уже после того, как Тамара вышла, произнес парторг.

Он снова направился к начальнику шахты, на ходу обдумывая только что происшедшее. «Красивая дочь у Ивана Павловича, — мелькнуло у него в голове. — Но какое легкомысленное отношение к жизни! Неужели ее так в семье воспитали? Но... Что тогда за семья должна быть у Ивана Павловича? Нет, тут что-то не так...»

Клубенцов с маркшейдером Зотовым, длинноволосым пожилым мужчиной, склонились над геологической картой. Иван Павлович мельком взглянул на вошедшего, кивнул головой, дескать, садись, и снова устремил все внимание на карту, хмыкая и хмуря седые брови, не удовлетворенный, видимо, результатами обследования. Шалин, внимательно наблюдая за ним, вдруг подумал: «А он ведь почти дома не бывает, ни на час не оставляет шахту... Вероятно, так и есть — воспитанием Тамары он не занимался...»

Клубенцов, словно угадывая, что парторг думает сейчас о нем, оторвался от карты и озабоченно спросил:

— Срочное у тебя дело, Семен Платонович?

— Нет, можно подождать.

— Сейчас я Зотова отпущу... Пятый горизонт думаем расширить, да только не получается что-то: под реку пласт уходит, воды много будет... Впрочем, ладно, Зотов, иди... Все равно с комбинатом это дело надо согласовывать.