Анатолий Рыбин - Трудная позиция

Когда Вашенцев подъехал к Наде, она старательно вставала и снова садилась, то поднимая руки, то опуская, будто занималась гимнастикой.

— Сидите, пожалуйста, — сказал Вашенцев строго и стал ощупывать поврежденную ногу, слегка ее покачивая.

— Так больно?

— Ни капельки, — тряхнула головой Надя.

— А вот так?

— Так больно.

— Все ясно, идти не сможете.

Надя запротестовала:

— Почему не смогу? А вот и пойду.

Она поднялась и опять села в снег, тихо охнув.

Вашенцев сдвинул шапку на затылок и встревоженно потер ладонью вспотевший лоб. Он знал, что дороги, где можно было бы поймать машину, поблизости нет. Это его сильно озадачило. Но тут же он вспомнил: неподалеку, за второй горой, есть колхозная ферма, где ему уже пришлось побывать однажды с курсантами. Он сказал об этом Наде.

— Какая ферма? — удивилась она. — Что вы придумали?

— Но другого выхода нет, — сказал Вашенцев. — Самая ближняя точка.

Он взял Надины лыжи и палки, связал их ремнем, повесил через плечо наподобие охотничьего ружья и нагнулся, намереваясь поднять Надю. Она испуганно замахала руками:

— Нет-нет, пожалуйста, не надо!..

— А как же быть? — спросил Вашенцев. — Давайте тогда сидеть. Наступит ночь. Пурга может разыграться. Потом волки придут...

— И пусть приходят.

— Ах, так. Значит, я страшнее волка?

— Ой, придумайте что-нибудь другое, Олег Викторович, — взмолилась Надя. — Ну, пристройте меня на лыжи, что ли?

— Так нет же веревки.

— А я за палку буду держаться.

— Да вы что, смеетесь? — возмутился Вашенцев и взял Надю на руки.

Первые шаги он сделал неторопливо и осторожно, испытывая верность собственных движений, потом пошел быстрее и тверже, минуя опасные неровности. Своей щекой он как бы невзначай коснулся ее волос, подернутых легкой изморозью. На щеке остались капельки влаги, маленькие, трепетные, точно живые.

— Вы не донесете меня, — сказала Надя. — Вам же тяжело.

— Донесу обязательно, — улыбнулся Вашенцев и поцеловал ее в губы.

Надя оттолкнула его, села на снег и отвернулась.

— Не сердитесь на меня, — сказал Вашенцев. — Мне не хочется, чтобы вы сердились.

Она долго молчала, в обиде и волнении покусывая губы.

Не оборачиваясь к нему, с укоризной спросила:

— Ну зачем вы так?

— Не знаю. — Темные большие глаза Вашенцева светились нежностью.

— Эх вы!.. — покачала головой Надя. — У вас ведь жена, дочь. Как на них-то смотреть будете?

Вашенцев тяжело вздохнул:

— И ничего-то вы, девочка, не понимаете.

— Конечно, где уж нам. Жена плохая, сошлись без любви, случайно. Теперь горе и муки. Так ведь?

— Нет, не так.

— А что же?.. Увидел вас, и мое сердце...

— Не надо издеваться. Я все скажу, если вы...

— Если я пойму и оценю, да?

— Нет, если вы никому и никогда не откроете моей тайны. Даже родителям. Обещаете?

Надя посмотрела на него с удивлением, но согласилась:

— Хорошо, я буду молчать.

— От меня ушла жена, — сказал Вашенцев.

— От вас?! Это неправда, не верю!

— Как хотите, но это так.

— И взяла дочь? — помолчав, спросила Надя.

— Не совсем. Но может взять.

— Как же это, Олег Викторович? Почему же все говорят, что вы скоро привезете семью? Да вы и сами... слышала, говорили.

— А что мне делать? Доказывать: не я виноват — жена? Стыдно. Да и не поверят. Сомнительная личность, скажут. Но вам я открою все, Надюша. Только пойдемте, уже поздно. Да и простудиться на снегу можно.

— А вы не будете больше целоваться? — спросила Надя серьезно.

— Нет, не буду, — улыбнувшись, пообещал Вашенцев и снова взял ее на руки. Пройдя несколько шагов, он стал рассказывать: — Знаете, Надя, после женитьбы я на Север улетел. Ирина в Горске осталась. Ей два года еще учиться нужно было в институте. Я ждал, конечно, не мешал. Прилетел к ней в отпуск.. Вместе провели его. Тогда Леночка еще грудной была. Договорились после института жить по-человечески, вместе. А с ее работой решили уладить потом, глядя по обстоятельствам. Но вышло так, что она вдруг диссертацию писать начала. Прилетел я на другое лето в отпуск, а ее нет. Укатила с геологической партией куда-то под самую Колыму жизненность нового способа обнаружения вольфрама доказывать.

— И вам ничего не сообщила? — спросила Надя.

— Сообщила. Но разве от этого легче? Я со злости махнул тогда на Кавказ, в Хосту. Развеюсь, думаю, отдохну. Но не тут-то было. Посмотрел я, как порядочные люди живут, и еще обиднее мне стало. Потом снова — Север, холод, боевые тревоги и томительное ожидание нового отпуска.

На следующий год поехал в Сибирь сам. Больше недели по тайге путешествовал, пока разыскал. Но радости не было. Весь отпуск прошел в спорах. Я доказывал, что она совершенно не дорожит семейными узами и ничего не делает, чтобы они были прочными, как у других умных людей. Она же утверждала, что я не считаюсь с ее интересами, что вижу в ней только женщину. Всю последнюю ночь просидели; отвернувшись друг от друга, а утром разъехались. Ну и больше не виделись. Правда, в письмах еще немного ссорились. Потом и писем не стало. Даже не знаю, где она сейчас, что делает — тоже не знаю.

— Нет, я не смогла бы так, — сказала Надя. — Муж, ребенок — и вдруг... Нет, нет, она просто полюбила другого. А вы не догадывались?

Вашенцев неопределенно повел бровями:

— Не знаю. Все возможно.

— Точно. Я уверена, — сказала Надя.

Они обошли гору и выбрались на холм, за которым открывалась новая долина с оврагами и мелким заиндевелым ельником.

Забелины терялись в догадках. Солнце уже давно перекочевало из большой комнаты в кабинет Андрея Николаевича и готово было вовсе скрыться из виду, а дочь не появлялась. В который раз Екатерина Дмитриевна выходила на улицу и возвращалась ни с чем.

— Удивляюсь, — сказала она, с укором поглядев на мужа. — Как можно в такие минуты сидеть и раскуривать.

— А если я перестану курить, тебе легче будет? — спросил Андрей Николаевич.

— Меня возмущает твое спокойствие.

Но Забелин только с виду казался спокойным: помогала ему давнишняя армейская привычка. В душе же он беспокоился о дочери не меньше жены и успел уже позвонить летчикам и попросить у них аэросани, чтобы самому осмотреть окрестности. Только саней пока на месте не было.

Екатерина Дмитриевна в пальто и шляпе стояла в дверях кабинета и неотступно следила за каждым движением мужа. Он попробовал уговорить ее раздеться и не создавать паники, но тут же был вынужден отступить, осыпанный новыми упреками.

— Невозможный ты человек, Катюша, — сказал Андрей Николаевич. — Нет у тебя выдержки.

— Зато у тебя ее слишком много, — нервничала Екатерина Дмитриевна. — Уже мог давно курсантов послать на поиски. Неловко? Стесняешься? Позвони Вашенцеву. Он сделает все возможное. Я уверена.