Владимир Дягилев - Вечное дерево

На кухне пахло блинчиками. Мама в розовом фартуке, розовая от плиты, готовила завтрак.

"Остаются тут в тепле, в уюте..."

Журка распахнул дверь и вырвался на лестницу.

Наконец-то майор Алов поправился, и Степан Степанович договорился с ним о встрече у завода, в пятнадцать ноль-ноль.

Он не мог дождаться назначенного часа.

Вспомнилась молодость. Маленький заводик в Донбассе. Мерный шум станков, гулкие удары молота и веселое позванивание молотков. Он так остро представил себе все это, что даже слышал гудение станков, чувствовал дымный, тепловато-каленый воздух цеха.

Степан Степанович старался вообразить теперешний большой завод и себя на этом заводе. И не мог этого представить. Опять вспомнилось далекое. Монтаж стропил на шахте. Ручная работа. Лебедка-матушка. Вот палец из-за этой лебедки чуть не оторвало...

- Явился!-завидев его, крикнул Алов и заулыбался.

- Так точно,-ответил Степан Степанович и тоже улыбнулся.

- Ну, идем, - сказал Алов и взял Степана Степановича под руку. Круглое, налитое румянцем лицо его сделалось серьезным, толстые губы плотно сомкнулись, и весь он принял вид человека, собравшегося открыть товарищу такое, от чего у того закружится голова. Не может не закружиться,

Степану Степановичу не очень было удобно идти под руку с Аловым, совсем непривычно, и про себя он бурчал:

"Тоже, офицер. Известно-нестроевой", но руки не выдергивал, как бы признавая этим право Алова распоряжаться им по своему усмотрению.

Для приличия он спросил:

- А ты-то кем работаешь?

- Начальник цеха озеленения, - шутливо беря под козырек старенькой кепочки, представился Алов. - В общем, садовник я.

От дальнейших расспросов Степан Степанович воздержался, потому что весь был переполнен ожиданием встречи с заводом.

Они прошли через проходную и очутились на длинной, прямой и широкой улице, хорошо подметенной и гладкой.

Вдали виднелось красное здание, похожее на ангар, с куполообразной крышей, блестящей на солнце.

- А в цех можно? - спросил Степан Степанович, не скрывая от Алова своей заинтересованности.

- А-а-а, - восторженно протянул Алов.

Когда они вошли в главный цех, он еще больше напомнил Степану Степановичу гигантский ангар - широкий, просторный, светлый, с высоким стеклянным куполом. Несмотря на то что вокруг стояли станки-колоссы величиной с добрую хату, лежали детали длиной с городской квартал, висели части каких-то большущих машин, прямо-таки целые стены, целые потолки; несмотря на обилие техники, цех все равно выглядел просторным, полным воздуха и света.

И этот простор,- высота, габариты, величина самого цеха, огромные станки и детали-вся эта масштабность как-то сразу придавила Степана Степановича. Он остановился у входа и несколько минут привыкал к этой масштабности, еще невиданной им, как привыкает человек, вошедший со света в темную комнату.

Постепенно Степан Степанович освоился и начал замечать отдельные станки и детали, движение этих станков и деталей.

Под самой крышей, как огромный челнок, медленно проплывал мостовой кран, держа на огромном крюке тоже огромный, но по сравнению с краном кажущийся маленьким, блестящий, как рыба, покачивающийся вал.

Огромный станок слева от входа крутился, как замедленная карусель, готовая вот-вот остановиться. Но станок не останавливался. Огромная, с двухэтажный дом, обвитая медной проволокой катушка стояла справа от входа. Все было огромно, все двигалось медленно, плавно, осторожно, будто боялось задеть ненароком друг друга и все испортить.

"А где же люди?"-подумал Степан Степанович и тотчас заметил людей. Люди были у станков, у деталей, на гигантской катушке и вокруг нее. И в то же время их как бы не было видно, настолько они казались маленькими по сравнению с гигантскими машинами и станками.

Машины, думалось Степану Степановичу, давили на людей, как и на него, подчиняли их своей мощью и величиной. Люди копошились возле колоссальных механизмов, быстро двигали руками и ногами, а машины будто нехотя, неторопливо, точно снисходя к человеку, поворачивались, крутились, плыли. И это несоответствие между скорыми и резкими движениями людей и медленными, словно ленивыми движениями машин тоже бросилось в глаза Степану Степановичу.

"Но я тут не смогу. Придавит меня техника".

И его представление о заводе, составленное по воспоминаниям тридцатых годов, показалось наивным, смешным представлением мальчишки, который, держа деревянную сабельку в руке и сбивая ею головку одуванчика, думает, что он воюет.

"Нет, нет. Это не по мне".

- Может, покурим? - спросил Алов.

Степан Степанович с радостью согласился.

На улице он несколько раз глубоко вздохнул и сам ответил на вопрос, который, наверное, задал бы Алов:

- Силища! Сколько техники! Нельзя сравнить с тем, что я помню по тридцатым годам. Все равно что детский "пугач" с "катюшей". И я тут не смогу. Нет, куда мне.

- Брось, - начал уговаривать Алов, передвинув папиросу из одного уголка рта в другой. - Это поначалу так. Научат. Освоишься.

-Нет и нет,-твердил Степан Степанович.-Это не по мне.

- У нас другие цеха есть. Подберем... - Перейдя дорогу, они отправились в старые корпуса завода.

"А может, здесь?"-подумал Степан Степанович.

Но стоило войти в цех, надежда исчезла. Цех все-.

таки был огромен и широк, и высок, и полон техники.

Над головой скользили мостовые краны, по длинным широким проходам катились автотележки с блестящими деталями. Из дальних ворот прямо в цех въезжали грузовые машины и медленно шли по черной земляной дороге. Стоял непривычный шум. Что-то тарахтело, что-то визжало, что-то гудело, и это гудение было не одинаковым: то протяжным, мягким и приятным, то коротким, режущим слух. Бывало, Степан Степанович хорошо понимал рабочую музыку своего цеха, улавливал, где бьют кувалдой, где стучат молотком, где включили сверлильный, а где токарный станок. И не только хорошо отличал их друг от друга, но по звуку мог сказать, кто стучит кувалдой, кто стоит у сверлильного. Теперь все стало чужим, незнакомым, непонятным. Музыка, да не та, звуки как будто чуть-чуть и похожи, но так отдаленно, так приблизительно, как гребенка дружка юных лет Никишки Бахметьева на симфонический оркестр.

- Тут у нас несколько цехов - аппаратный, сборочный, - объяснял Алов, легко и свободно продвигаясь вперед.

"Нет, нет, и это не по мне",-думал Степан Степанович, с сожалением чувствуя, как последняя слабая надежда уходит.

Он шел, глядя на подкованные каблуки аловских ботинок, и думал: "Видно, ушел мой поезд. Отстал я от него".

Всю жизнь он рвался в самую гущу событий, под самый огонь. Не раз, бывало, ему предлагали тыловую работу-не соглашался. После ранения в резерве оставляли - отбился.