Григорий Ходжер - Конец большого дома

Пока Василий Ерофеевич договаривался с Питросом о фанзе, где можно было бы поместить больного, из толпы вышел Баоса и неторопливо подошел к оморочкам. Он отвернул одеяло Поты, пристально посмотрел в опухшее в язвах лицо, но, не узнав беглеца, подошел к другой оморочке.

— Отец! Отец! — простонала Идари, увидев наклонившегося над ней Баосу, и из открытых, расширившихся ее глаз потекли крупные слезы.

Баоса вздрогнул, услышав голос дочери, тугие желваки задвигались на челюстях, он что-то хотел сказать, но в это время раздался громкий, недовольный визг новорожденного.

— Сын родился, отец, — прошептала Идари. — А отец его умирает… все умирают…

— Это Пота? — только спросил Баоса.

— Да, это Пота, — ответил за Идари подошедший к ним Токто. — Говорят, ты искал его повсюду, чтобы убить, вот он и вернулся сам, привез сына, жену. Его сейчас легко убить, он шевельнуться даже не может…

— Ты кто такой? Почему так со мной разговариваешь? — закричал разгневанный Баоса.

— Я его названый старший брат, это я его скрывал.

Баоса встретился с полыхавшими голубым огнем глазами Токто и подумал: «Злой, как тигр».

— Если убьешь его — закопаю здесь, если оставишь в живых, то увезу в тайгу, — продолжал Токто.

— Сам сдохнет! — выкрикнул Баоса и зашагал в стойбище.

— Может, его сына убьешь? — спросил Токто и подумал: «Что это со мной? Не с ума ли я схожу? Это все шаман Хото виноват, вывел меня из себя».

Он развернул одну оморочку в сторону озера, повернул вожака с упряжкой туда же.

— Куда вы собрались? — спросил, подбегая к нему Василий Ерофеевич.

— В тайгу, к зверям; если люди не помогают, может, звери помогут.

— Никуда не поедете. Я доктор, я лечу людей от всех болезней. Я буду лечить вашего брата.

— Шаман меня выгоняет…

— Шаман одно, я другое. Если шаману не нравится, пусть он сам бежит в тайгу. Больной и женщины с малюткой замерзнут, пока мы спорим. Фанза уже есть, перенесем больного.

Василий Ерофеевич остался в Болони, хотя знал, что если не переедет через Амур завтра, послезавтра, то останется в стойбище до тех пор, пока Амур не очистится ото льда. Но оставлять тяжело больного Поту, все стойбище, которому угрожала эпидемия оспы, ему не позволяла человеческая совесть и совесть врача. С волнением принялся Василий Ерофеевич за прививки, он обошел каждую фанзу и только в четырех фанзах не нашел жителей, бежавших в тайгу вместе с шаманом.

Без прививки уехал из Болони и Баоса с внуком. По узкой протоке он выехал на торосистый Амур и погнал собак по еле уловимой подтаявшей дороге. Встречный ветер дохнул в лицо, обжег вечерним морозцем, и Баоса почувствовал себя освеженным, голову перестало ломить.

Баоса вспомнил, как он бессмысленно истратил лето в поисках беглецов, которые прятались на Харпи, как он впустую старался вновь собрать большой дом. Все это было глупо, как теперь он сам понимал: развалившуюся под тяжестью груза нарту можно починить, но если эту же нарту нарочно разломает человек, ее уже не соберешь, не отремонтируешь. Не так ли случилось с большим домом? С побегом Идари большой дом дал трещину, но его можно было отремонтировать, а с уходом Пиапона и Полокто дом совсем развалился, его уже никто не мог сколотить.

«Что теперь говорить, старшие сыновья не вернутся, Идари уже с сыном, — думал Баоса и вдруг поймал себя на том, что думает о дочери без прежней злобы. — Пусть живут… Фарфоровая чашечка разбилась, никто еще разбитую чашку не склеивал. Пусть… разбита так разбита… немного осталось жить…»

По-прежнему дул навстречу ветерок, легкий апрельский морозец пощипывал лицо. Собаки бежали во всю мочь, чуяли под собой подтаявший, непрочный лед. Амур дышал глубоко и шумно, собирал силы, чтобы через несколько дней сбросить с себя ледяную одежду. Воздух, снег, лед и ветер пахли весной.

Ама — отец.

Тала — блюдо из сырой рыбы.

Мапа — старик.

Буни — потусторонний, загробный мир.

Анда — друг.

Соромбори — грех, грешно.

Бачигоапу — здравствуй.

Тори — выкуп за невесту.

Дюэенди — путем обмена.

Халада — глава нескольких стойбищ.

Мама — старушка.

Эне — мать.

Акоаны — нанайские куклы.

Эндури — бог.

Ходжер-ама — Ходжер-отец.

Ага — брат.

Дай ага — старший брат.

По нанайской родословной самого старшего дядю племянники и племянницы зовут дедом. В большом доме Баосы два деда — сам Баоса и Полокто.

Мэлбиу — короткие, напоминающие обоюдоострые мечи, однолопастные весла.

Младшие не должны старших звать по имени потому и зовут: «отец Миры», или «муж Дярикты», или «брат Идари».

Эндури-ама — бог-отец.

Нэвуэне — младшие братья.

Мэргэн — сказочный богатырь.

Саньсин — китайский город на Сунгари.

Батьго, мафа! Аяси? — искаженное «бачигоапу». Здравствуй, старик! Здоров?

Лоча — русский.

Морай — кричать. Мапа — старик.

Дава аба — кеты нет.

Нено аба! Насалкусу-ну, аба-ну? — Лейка нет! Есть у вас глаза или нет?

Кя, Подя! — обращение к духам, являющимся якобы хозяевами рек, тайги.

Поянго — самый младший, самый любимый сын или дочь.

Дянгиан — начальник, руководитель, судья рода в данном случае.

Су — талисман счастья, богатства, любви.

Бачика — искаженное «батюшка».

Аба, дебоаси — нет, не работают.

Лаха — сом.

Гуси — орел.

Эринку — болезнь легких, туберкулез.

Нэку — обращение старших к младшим.

Саори — мягкие стружки из черемушника.

Кэрэн — усыпальня-сруб, складывался из бревен.

Камаа — междометие найхинского говора нанай.

Акани — так называли сунгарийских и уссурийских сородичей.

Дака — почтительное обращение к старшим.

Эука — тетя, жена старшего брата.

Пиапон — круглое точило.

Нанайка, не имеющая детей, часто зовет мужа в третьем лице — знать мужа по имени считается зазорным и не разрешается обычаем.