Александр Золототрубов - Тревожные галсы

Он достал из портфеля пожелтевшую фотокарточку. На ней Рудин был заснят вместе с каким-то капитаном 3 ранга.

— Кто это? — спросил Савчук.

— Мой крестник по Балтике Саша Маринеско...

Савчук немало слышал об этом командире знаменитой подводной лодки С-13. Это он, Маринеско, в условиях жестокого шторма на Балтике в конце января 1945 года смело торпедировал фашистский лайнер «Вильгельм Густлов», на борту которого было около шести тысяч гитлеровцев, половина из них составляла цвет немецкого подводного флота. Лайнер вышел из Данцига в сильном охранении кораблей. Но советский командир лодки Маринеско сумел перехитрить врага. Гибель «Вильгельма Густлова» потрясла Гитлера. В ярости он приказал расстрелять командира конвоя, а в Германии был объявлен трехдневный траур. Вскоре после этого, 9 февраля, Маринеско потопил транспорт «Генерал Штойбен»; вместе с судном ушли в пучину три тысячи шестьсот гитлеровских солдат и офицеров. За один только поход экипаж лодки уничтожил восемь тысяч гитлеровцев!

— Недавно я прочитал книгу «Гибель «Вильгельма Густлова», которая издана в ФРГ, — продолжал Рудин. — Написал ее Гейнц Шен, бывший гитлеровский офицер, который был на лайнере и чудом спасся. Так вот, он пишет, что, мол, если считать этот случай катастрофой то это, несомненно, была самая большая катастрофа в истории мореплавания, по сравнению с которой даже гибель «Титаника», столкнувшегося в тринадцатом году с айсбергом, — ничто. Гейнц Шен прав, ведь на «Титанике» погибли лишь тысяча пятьсот семнадцать человек.

— Ты его хорошо знал? — спросил Савчук. — Сашу?

— Очень даже. — Рудин спрятал фотокарточку в портфель. — Это мне вчера ребята прислали. Если все будет хорошо, то осенью съезжу на Балтику. Есть у меня задумка написать о лодке книгу.

Оба замолчали.

— Однако ты тоже не спешишь домой, — заметил Савчук, посмотрев на часы. — Уже скоро двенадцать.

— Не спешу, да и что делать дома одному? Жена защитила докторскую, сейчас на Кубе. Уехала на три месяца.

Рудин сказал, что пока на заводе изготовят опытный образец мины, пройдет с месяц, если не больше, и, конечно же, Савчук тоже может отдохнуть.

— Поезжай в Сочи. Погода там сейчас отличная.

Рудин подошел к окну. Далеко в ночной темноте на Ленинских горах светились огни.

В кабинет вошел дежурный и доложил, что адмирала вызывает к телефону главком. Рудин взял фуражку и вышел.

Савчук остался один, устало поглядел на прибор. А что, если опять закапризничает? Ну что ж, так, видно, бывает и у других конструкторов. Не сразу был построен и космический корабль. «А все же сделаю как надо. И мина будет!» Савчук стукнул ладонью по столу, да так, что услышали в другой комнате, и сразу же к нему вошел дежурный.

— Вызывали? — спросил он.

Савчук нашелся:

— Где Рудин?

— Адмирал уехал.

Савчук встал.

— Пора и мне.

Он оделся и вышел. Машина стояла у подъезда. Савчук велел ехать на дачу. Ему было неловко от мысли, что, наверное, Маша не дождалась его и уже спит. Утром она обязательно спросит, почему задержался и почему не позвонил ей. Позвонить бы мог — позабыл. Но Маша должна его понять. Сама ведь говорила, что легче операцию сделать, чем изобрести прибор.

Вскоре «Волга» свернула с шоссе и въехала в лес. У дачи Савчук вылез из машины, поблагодарил шофера и, застегивая пальто, торопливо пошел по узкой тропинке к крылечку. В окне он увидел свет. «Наверное, уснула, а свет выключить забыла», — подумал Савчук.

Открыв дверь, на цыпочках вошел в комнату. Неожиданно раздался голос жены:

— Я все слышу, можешь не прыгать...

— А я полагал, что спишь, — отозвался он и вошел в кабинет.

На полу стоял мольберт, и Маша медленно и осторожно наносила на холст краски. Она уже почти заканчивала картину. С холста на Савчука смотрел капитан-лейтенант Василий Грачев. Он стоял на мостике подводной лодки. Вдали за его спиной неуемно пенилось море. Солнце висело над скалой, и его оранжевые лучи освещали все вокруг — и море, и бухту, и корабли, и даже лицо командира лодки. Лицо было цвета бронзы, волевое, энергичное. Таким оно запомнилось Савчуку навсегда. И сейчас он будто наяву видел Грачева, слышал его звонкий голос... В тот роковой день, когда лодка затонула, Грачев был особенно веселым — торпедировали фашистский транспорт! Лодка погрузилась, чтобы уйти от кораблей охранения. Но они преследовали ее. Глубинные бомбы рвались все ближе и ближе. Но Грачев перехитрил врага. Лодка находилась в районе сильного течения. Командир приказал боцману нырять на большую глубину. А потом инженер-механик выпустил немного масла. Течением его отнесло в сторону, и немцы, обнаружив на поверхности масляные пятна, прекратили преследование. В тот день наша разведка перехватила радиодонесение командира конвоя об «уничтожении» советской подводной лодки.

— Ты о чем задумался? — спросила его жена.

— О Васе Грачеве... Столько лет прошло, а все не могу свыкнуться с мыслью, что его нет.

Маша отошла в сторонку.

— Похож? — спросила она.

— Как живой. Ох и обрадуется Любовь Федоровна подарку.

— Ты когда едешь в Сочи? — спросила Маша.

Он сказал, что завтра получит путевку в санаторий, а дня через два можно брать билет.

— На самолет?

— Нет, Маша, поеду поездом, — он устало присел на стул. — Заеду к жене Грачева, отвезу ей картину, может быть, какая помощь ей нужна.

— Да, конечно, — согласилась жена.

Савчук сообщил ей новость — командиру героической лодки скоро поставят памятник. Там, на Севере, в бухте. Уже есть решение командования флота. Летом скульптор поедет туда.

— А деньги? — спросила жена.

— Флот выделил. И часть моих. Лауреатских... Не возражаешь? Только ты уж, пожалуйста, Петру не проговорись.

Маша взяла кисть.

— Ну, ладно, иди отдыхай, а я еще посижу над картиной.

Савчук уже лег, когда жена вспомнила, что от Кати пришло письмо.

— Там оно, на столе, — сказала она.

Он уселся на краю кровати, включил ночник. Осторожно надорвал конверт.

«Дорогой Евгений Антонович!

Спасибо за подарок, я так была счастлива получить его именно от вас в день рождения. Сразу не смогла ответить. Вы уж не сетуйте, пожалуйста. Мне очень понравилось у вас на даче, и я хотела бы вновь приехать. Вы обещали съездить со мной в Ясную Поляну, где жил Лев Толстой. Не раздумали? Конечно же, нет, я вас знаю, вы очень добрый и хозяин своего слова.

И еще хочу сказать вам, что собираюсь замуж... Мама ничего не знает, это я только вам открылась.

Я долго не писала, потому что мама болела. Сейчас ей легче. Мама все о вас спрашивает. Вы собираетесь к нам?

А к вам я могу приехать? Не станет ли сердиться Мария Федоровна?

Простите за беспокойство, Евгений Антонович.