Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

По единодушному свидетельству первых космонавтов, Земля наша еще прекраснее, когда смотришь на нее со стороны. Теперь уже скоро вместе с командирами межпланетных кораблей отправятся в космос и геологи. Кому-кому, а им-то карты в руки. И базальт Луны, и пыль Луны — все живо интересует бывалых землепроходцев. Неотрывно глядя с небесной верхотуры на привычные контуры наших континентов, словно плывущих в мировом океане, они тоже, наверное, подивятся этим весенним л е д о х о д о м земных материков.

Возраст Земли. Да разве дашь ей пять миллиардов лет? Она была, есть и будет вечно молодой, ровесницей каждого вступающего в жизнь поколения людей, сыновняя любовь которых не дает ей стариться. Велик человек, если он, живя в миллионы раз меньше, чем живут планеты, успевает в считанные годы сделать столько, что и титаническая работа галактик не идет в сравнение с его кипучей, мудрой деятельностью... И скромная задача автора этих беглых записок в том и состоит, чтобы по-отцовски пригласить талантливую нашу молодежь к походному костру геологов-разведчиков».

Леонтий Иванович отложил газету. Что-то очень высокопарно получалось у него. Как видно, старость подвела — она же склонна к библейскому красноречию. Ну да что написано пером, то не вырубишь топором.

— Дедушка, а я вас ищу!

Он поднял голову: рядом с ним стояла вездесущая Любка в своем темно-синем, в белый горошек, сарафанчике.

— Да идите вы скорее к телефону! Междугородная вызывает.

«А-а, это, небось, Павла Прокофьевна трезвонит, — решил он. — Сейчас начнет оправдываться, выискивать виновных». Тяжело поднимаясь на крыльцо, он уже подбирал слова поделикатнее для разговора с будущей снохой.

Каково же было его удивление, когда он услышал голос самого Метелева.

— Поздравляю вас, дорогой старейшина!.. Мы тут с Семеном Захаровичем устроили громкую читку ваших мемуаров. Ждем продолжения. — И пошел расхваливать, не дав произнести ни слова.

— Да будет вам, Прокофий Нилыч, — сказал он наконец.

— Передаю трубку Семену...

Но в это время телефонистка разъединила их. «Оно и к лучшему», — подумал Леонтий Иванович, зная, впрочем, что Голосов теперь не оставит его в покое.

Внизу, под обрывом, весело бежала лесная речка, нестерпимо отсвечивая зеркальными бликами, и высоко над ней был переброшен зыбкий мостик — поваленное, дерево. Все тут играло, переливалось одной зеленой краской — от густо-темной в черемуховой чащобе до пронзительно-ясной на гребне откоса. А вокруг, кажется, звенели от полуденного солнца медные стволы сосен.

И Георгию Каменицкому стало жаль, что кто-то никогда не увидит всей этой прелести. Он долго стоял на откосе, веря и не веря тому, что окрест заповедного бора на сотни километров, особенно на восток да и на юг, протянулись выжженные степи Предуралья. Илья Михайлович Шумский сидел на пне в сторонке и с наслаждением курил, пользуясь остановкой. Они с утра сегодня странствовали по бору вместе с ученым лесоводом Данилевичем. Когда Илья Михайлович собрался в командировку, чтобы посмотреть, как идут дела в Западной экспедиции, Георгий напросился ехать с ним. Он немало слышал об этом сосновом чуде в степи, но все проезжал мимо него на скорых поездах. Все спешил куда-то. Все не хватало времени пересесть на более почтительный к рядовым станциям местный поезд.

Яков Николаевич Данилевич встретил геологов настороженно, но они рассеяли его тревогу: нет-нет, никто и не думает возобновлять разведку в лесу, просто хочется взглянуть на заповедное хозяйство. Тогда интеллигентный Данилевич успокоился и решил лично показать, на что же замахивались нефтяники.

Они побывали в нескольких лесничествах: осмотрели питомники, любовно ухоженные старые гари, целые делянки сосняка, который пережил не одно поколение людей, даже поднимались на пожарные наблюдательные вышки. Бор был полон жизни: еще не отпели свое залетные соловьи, отстукивали «морзянку» «дежурные» дятлы, парили над лесными прогалинами беркуты, и через узкие просеки кое-где пробегали косули, белки, а в одном месте повстречался и редкий обитатель бора — пятнистый олень. Потом Данилевич привез гостей к бобрам. Конечно, самих четвероногих гидротехников Шумский и Каменицкий так и не смогли понаблюдать, но зато уж вдоволь потоптались на их плотине, над таинственной запрудой, отливающей коричневым глянцем. Что ж, плотина как плотина: хворост в наброс заменяет стальную арматуру, а вместо бетона идет в дело речной ил.

На восточной опушке Илья Михайлович остановил машину.

— Вот она, наша счастливая буровая!

Они втроем подошли к старой, наглухо заделанной скважине.

— До тысячи тонн давала в сутки, — сказал Илья Михайлович с таким сожалением, что Георгий улыбнулся: «Сколько ты ни показывай геологу-нефтянику дивные красоты леса, а ему все не дают покоя брошенные скважины».

Чуткий Данилевич поторопил ехать дальше: к чему разжигать профессиональную страсть разведчиков.

На западном окоеме бора, на территории уже соседней области, до сих пор шла добыча нефти и горели факелы попутного газа. Данилевич сам попросил шофера остановиться.

— Как видите, зрелище не из приятных, — живо повернулся он к Илье Михайловичу. Лес и факелы. Бор и нефть. Нет, это абсолютно несовместимо, товарищ Шумский.

Рядом асфальтированная дорога была перехвачена длинными переметами песка, ветер гонял за кюветом ржавый катун, похожий на мотки негодной проволоки. Заволжские суховеи наступали на лес, и сторожевые сосны, в окружении подлеска едва противостояли их натиску. Теперь уже Илья Михайлович, в свою очередь, поспешил обратно в лес.

Ничего, не скажешь, в лесу была райская благодать. Лучшие свои годы Шумский провел на буровых и в дальних странствиях на вездеходах. Судьба не очень-то баловала его, хотя он и был отмечен Государственной премией. Он работал не на судьбу, а на страну, которая всегда очень нуждалась в нефти. Потому и так рьяно защищал он это месторождение в реликтовом бору посреди заволжской выжженной степи. Но вот, оказывается, действительно слишком переусердствовал. Кто-кто, а уж геолог никак не может быть временщиком. Легче всего погубить этот лес, под которым искусная природа тщательно собирала свое редкое сокровище долгими-долгими веками. Кому-кому, а уж геологу, привыкшему измерять время эпохами в десятки и сотни миллионов лет, следует, конечно, первому задуматься о том, как разумно поделиться земными богатствами с грядущими поколениями.

На кордоне они тепло поблагодарили Данилевича и отправились на базу экспедиции, оставив ученого-лесовода в бору, где у него были неотложные дела.

Через каких-нибудь полчаса езды они уже оказались на южной границе бора, откуда начинали свое путешествие. И снова пахнуло зноем, обдало пылью, точно и не было лесной прохлады. Из рая да в степное пекло! Шофер остановил машину, опустил ветровое стекло.