Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

— А на пуск-то, конечно, пожалует сам товарищ Голосов.

— И еще речь закатит.

— На пуск домны съезжаются, как на свадьбу, все дальние родственники.

— Он-то считает себя крестным отцом.

— Да, пожалуй.

— Лучше уж быть круглой сиротой, чем иметь такого крестного. Ну, ладно, Иван Иванович, я поехал в трест.

Плесум тоже отправился в заводоуправление. Он был доволен, что комбинат постепенно выходит в люди, начал давать прибыль. В текущем году выплавка стали достигнет без малого четырех миллионов тонн. И доменный цех становится на ноги. Жаль, новая печь маловата... Чугун все равно придется завозить. Хвост выдернешь, нос увязнет... Как его сегодня подковырнул Ефимыч, что плохо воевал за большую домну. Нужно было действовать через голову министра. Так духу не хватило. Сначала обрадовался, что решили строить какую-никакую печь, а потом было уже поздно. Эх, Ян, Ян, сговорчивый ты слишком.

Его с утра ждал инженер Войновский.

— А-а, Николай Михайлович! Проходите.

Войновский доложил, что все готово к опытной плавке природнолегированной стали в конвертере, с продувкой кислородом.

Плесум поколебался две-три минуты, но сказал твердо:

— Лаби, я согласен.

Войновский медлил, не уходил, Ян Янович обратил внимание, как он изменился: похудел, глаза ввалились.

— Вы здоровы, Николай Михайлович?

— Вполне.

— Тогда действуйте.

Войновский аккуратно сложил свои бумаги в кожаную папку, нехотя поднялся и пошел к выходу.

— Вы что-то еще хотели сказать? — спросил его вдогонку Плесум.

— Да. — Он остановился на середине комнаты. — На днях у меня была Метелева, и я под настроение, понимаете, открыл ей нашу козырную карту.

— Это вы напрасно сделали.

— Сам теперь жалею.

— Не надо было этого делать. Ну да шила в мешке не утаишь, тем более конвертера в цеху. Лаби, идите.

«Тоже мне заговорщик технической революции», — с некоторой досадой, но и с уважением подумал Ян Янович.

Строительный трест находился на другом конце города, в длинном приземистом доме, похожем на самый обыкновенный барак довоенного образца. Если Дробота упрекал кто-нибудь, он говорил: «Сапожник без сапог». Ему не раз давали деньги, но Петр Ефимович до сих пор не построил капитального здания для треста. «Все руки не доходят», — оправдывался он. Лично его такая «резиденция» нисколько не смущала: он привык работать в бараках смолоду. Вот было время!..И, подъезжая сейчас к тресту, Петр Ефимович ясно представил себе Франкфурта Сергея Мироновича, который начинал в Ярском промышленном районе строить первые заводы. Совсем немного пробыл здесь уполномоченный Наркомтяжа, но оставил добрую память. Он быстро выдвигал людей: грамотные десятники при нем становились прорабами, дельные прорабы — начальниками участков. Умел видеть в людях дар божий. Иные его выдвиженцы дотянулись теперь до министерств, заворачивают главками, ходят в героях. Сделать много Франкфурт не успел, но люди, обласканные им, горы сдвинули. Разве лишь в одном человеке ошибся он — именно в тебе, Петро Дробот: так и не поехал ты вовремя учиться. Вот и остался техником, да еще вечерней, скороспелой выучки. Нет, не похвалил бы за это Франкфурт. Вон Голосов стал доктором наук, консультантом самого Госплана, хотя вместе начинали. Эка, куда заносит тебя, Петро, на склоне лет! Кому-то надо же было строить, пока другие грызли гранит науки. Твоя диссертация, вот она — комбинат, обросший городом. И если ты долгонько, целую четверть века защищал эту диссертацию, то виноват не ты. А кто же? Нехорошо, друг, оставлять себе одни заслуги. Нечего все валить на дядей, утверждающих титульные списки. Ты сам уже четырнадцатый год «титулованный» управляющий трестом, а не зам какой-нибудь на побегушках. Как напал сегодня на Плесума за домну! Но где ты-то был, генеральный подрядчик? Мол, что дают, то мы и строим. Ты же не купчик, ждущий выгодного подряда. Назвался строителем — лезь в драку...

Шофер лихо притормозил машину у входа в трест. Очнувшись от своих раздумий, Петр Ефимович постоял, оглядывая приземистый барак из конца в конец, неодобрительно качнул головой и направился к дверям. По обе стороны возвышались щиты с фотографиями ударников коммунистического труда. Каждый раз, проходя мимо, он ловил их зоркие, пристальные взгляды. Они будто спрашивали его: «Ну как, д е с я т н и к первой пятилетки, чувствуешь себя на посту начальника строительства?» Он готов был поделиться с ними, но все недосуг да некогда. В былые времена и его портрет красовался у входа в управление полномочного представителя Наркомтяжа, и Франкфурт находил минуту, чтобы спросить его о чем-нибудь, иной раз даже пустяковом. А вот он, Дробот, очень занят, видите ли, неотложными делами. Хорош выдвиженец: за деревьями не видит леса.

Только он расположился за столом, как позвонили из горкома и напомнили, что сегодня бюро и на повестке дня — трудоустройство женщин.

Новый секретарь слишком увлекается модной наукой — социологией. По его расчетам выходит, что население города не растет вовсе не потому, что медленно строится комбинат, а просто-напросто в городе негде работать женщинам. Придумал «женский вопрос», доказывает, что он для Молодогорска не менее важен, чем для города Иваново «мужской вопрос». Предлагает строить швейную фабрику, точно все металлурги должны непременно жениться на портнихах.

Ничего не поделаешь, придется ехать и отчитываться. У него-то, Дробота, как раз немало женщин на стройке. Это пусть ломает голову Иван Иванович Плесум. На комбинате есть кого трудоустраивать: доменщики и сталевары любят, чтобы их жены сидели дома и встречали мужей готовым ужином. Строители попроще, подемократичнее, не избалованы ни высокими заработками, ни домашним уютом.

— Пригласите ко мне бригадира Кузнецову, пошлите за ней мою машину, — сказал он пожилой секретарше, которая тоже, наверное, помнит тридцатые годы.

Кстати, до войны на стройках и заводах были советы жен ИТР. Почему же их нет теперь? Почему «женским вопросом» должны заниматься мужики? Вот бы из Кузнецовой вышел настоящий женский комиссар. Боевая, мастер, бригадир комплексной бригады. Надо поговорить с ней по душам, как живется молодым работницам: не обижают ли их прорабы, все ли у них ладно в общежитиях и прочая. Может, пригодится для бюро горкомов.

— Разрешите? — спросила она, приоткрыв двойную, обитую дерматином дверь.

— Да-да, пожалуйста, Клара. Молодец, что не заставила долго ждать. Присаживайся.

— А что случилось, Петр Ефимович? — Она села на крайний стул у двери и положила на колени сильные, натруженные руки.

Он подумал: «Цены нет этой строительной мадонне».

— Ничего не случилось, Клара, — не сразу ответил Дробот. — Расскажи, как ты поживаешь?