Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

Возвращаясь домой, Георгий заехал по пути на могилу жены. У Зои он не был с прошлого года. Это вовсе негоже. Если с живыми можно объясниться, то перед мертвыми ты уже ничем не оправдаешься.

Тогда, в мае, здесь буйно цвела черемуха, и белая урема смягчала боль. Теперь все обнажилось. Он сел на скамейку рядом с могильным холмиком, распахнул воротник рубашки. Вот где она, осень-то, чувствуется сразу: на кладбище...

Всю дорогу он мысленно находился в прошлом. Только на виду у города вспомнил Павлу: вернулась ли она с газопромыслов? Молодая, энергичная, дня не посидит дома. Как-то у них все сложится? Главное — превозмочь прошлое. Одним это удается легче, другие всегда испытывают душевную неловкость. Вот он сегодня поволновался на могиле Зои — и память отбросила его далеко назад. Ты ведь раньше не был таким сентиментальным, дорогой товарищ. Лекарство одно — жить для людей, для Павлы, которая наконец-то счастлива теперь. А ты уверен? Но, во всяком случае, только женщине дано из двух неудачных судеб построить что-то новое...

Павла тоже всю неделю провела в поездке по строительным площадкам в районе газового вала. Она там и ночевала вместе с девушками в полевом вагончике, хотя до областного центра рукой подать. Ей важно было не просто поговорить с людьми, но и самой почувствовать их быт. Иначе толково не напишешь.

Ясная, затяжная осень шла навстречу строителям и монтажникам, которые еле справлялись с планом. Не хватало рабочих рук: это вечная проблема больших строек. Потому-то вслед за комсомольцами-добровольцами, которые собрались со всех концов области, даже из соседних областей, тут появилось немало и людей случайных. Пожалуй, нигде, ни на каком заводе не встретишь такой людской пестроты, такого поразительного соседства молодых энтузиастов и выбитых из колеи. На стройке можно з а м о л и т ь любой грех, если хочешь по-настоящему. Но беда в том, что не все паломники приезжают в эти «святые места» для искренней трудовой исповеди.

Неподалеку от строительства, на том берегу реки, начиналась разведка на нефть. Павла заглянула и туда для первого знакомства. Геологи были настроены оптимистически, верили, что их ждут счастливые находки. Павла не заметила, как исписала свои блокноты: одни заметки немедленно пойдут в работу, особенно по ходу стройки; другие могут понадобиться нескоро, когда буровые бригады закончат п р и с т р е л к у нефтяного месторождения.

Она осталась довольна поездкой. У газетчиков всегда так: выезжать не хочется — надоедает мотаться по командировкам, а возвращаешься домой необыкновенно освеженной.

Дорога была забита машинами: к городу шли автомобильные обозы с хлебом, навстречу им — самосвалы, грузовики со всяким строительным добром. То и дело приходилось отворачивать, к самой бровке заросшего бурьяном, глубокого кювета, чтобы пропустить какой-нибудь громоздкий лесовоз или тяжелый «ЗИЛ» с прицепом. Старенький «газик» с трудом лавировал среди всех этих «ЗИЛов», «татр», «колхид» и «МАЗов». Сюда, в пшеничные края, на уборку стягивается множество автомобилей, которые до снега вывозят из глубинок зерно на элеваторы. А нынче добавились еще и машины строителей.

Павла сидела рядом с шофером из комсомольцев-добровольцев. Он заметно нервничал, и она сама никак не могла сосредоточиться. Она думала вперемешку — и о прошлом и о будущем, однако ей все время мешали гудки встречных грузовиков, требующих посторониться. «Как там Георгий», — вспомнила она о муже и о т и х о й свадьбе, после которой они отправились не в брачное путешествие, а в служебные командировки. Но «газик» вдруг опять прижался к обочине шоссе, уступая дорогу самосвалу, и она сбилась с этой мысли.

Дома Павла приняла душ, поела на скорую руку и с превеликим наслаждением вытянулась на широкой тахте, сразу оценив все истинное блаженство одиночества. Георгий, наверное, вернется завтра, не раньше. Она придвинула к себе телефон на всякий случай, может, позвонят из редакции. И тут же задремала, не в силах противиться дорожной усталости... Но ей помешал громкий, чужой звонок в передней. Кто бы мог быть? Неужели он? Встала, пошла открывать дверь.

«Нельзя ли потише?» — чуть было не сказала она, не узнав гостью на лестничной площадке, в полусвете.

— Добрый вечер, Павла Прокофьевна...

— Ой, Шурочка! Богатой будешь... Проходи, проходи, ради бога!

— Я на минуту.

— Идем, идем. — Павла взяла ее за руку и повела в среднюю, отцовскую комнату. — Сейчас я угощу тебя чаем с домашним вареньем.

— Нет-нет, я на одну минутку. — Саша присела у двери, осторожно огляделась. — А разве папы нет дома?

— Он где-то в ваших краях, не сегодня-завтра должен быть.

— Жаль. Он мне очень нужен.

— Да и я только что вернулась из командировки.

Не зная, как вести себя с молодой мачехой, Саша заинтересовалась фотографией вовсе молоденькой Павлы, которая беспечно улыбалась ей с простенка.

— Это вы? — тихо спросила она, почувствовав на себе пытливый взгляд хозяйки.

— Да, снималась примерно в твоем возрасте, когда...

Она не договорила, но чуткая Саша и без того поняла, что снималась тогда, когда ходила за ее будущим отцом влюбленной тенью. Саша ревниво поискала глазами хоть что-нибудь, напоминающее о матери, но не нашла и маленькой карточки в рамке, что была в прошлом году на письменном столе отца. Ей сделалось больно.

— Я все-таки принесу тебе поесть.

— Ни в коем случае!.. — Саша встала и, глядя в сторону, решительно, с достоинством объявила: — Знаете, Павла Прокофьевна, я выхожу замуж.

— Вот новость!.. Когда же свадьба?

— В следующее воскресенье. Пожалуйста, передайте... Мы с Виктором приглашаем и вас, конечно, — с опозданием и торопливо добавила она.

— Спасибо, милая девочка. — Павла легонько обняла ее, поцеловала в волосы.

И тут Саша горько всплакнула, по-детски, неловко уткнувшись лицом в грудь Павлы. Она молча гладила ее по голове, тоже не зная, как вести себя с такой взрослой падчерицей.

— Ну, успокойся, не надо.

— Не буду, не буду...

В их жизни оказывалось нечто общее: Павла сама выходила замуж без матери и ей, как и Саше, не к кому было приклонить голову.

— Не сердитесь на меня, Павла Прокофьевна.

— Что ты, Шурочка!?

— Вы приедете на свадьбу?

— Обязательно. Но где же твой Виктор?

— Он ждет на улице.

— Веди его в дом.

— Ох, нет. Мы спешим на поезд.

Она тщательно вытерла слезы, достала из сумочки зеркало, начала поправлять волосы. Павла глядела на нее со стороны почти с материнским умилением: тоненькая, гибкая камышинка, серые блестящие глаза, пухлые обиженные губы, в уголках которых, уже не было ее всегдашней лукавости.

Прощаясь, Саша отметила для себя, что Павла Прокофьевна, кажется, похорошела, хотя она и раньше завидовала ее броской красоте. «Счастливая», — подумала она, не догадываясь, что главное-то счастье — молодость.