Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

— Вы, конечно, не помните меня, Полина Семеновна, — сказал полковник, свободно располагаясь за столом. — Но я-то вас помню. — И он с привычной обстоятельностью политработника начал объяснять уже всем девушкам: — Видите ли, какое дело, мне довелось вместе с родителями Полины Семеновны воевать в гражданскую войну на Урале. С отцом ее, Семеном Карташевым, я был в красногвардейском отряде Кобозева. Ну, а мама ее, Вера Тимофеевна, позднее работала у нас в штабе обороны Оренбурга. Маленькой Поле было тогда лет семь-восемь. Не ошибаюсь, Полина Семеновна?

— Мне было девять, когда погибла мама.

— Когда погибла мама... Какая это была женщина... С легкой руки командующего обороной города мы все говорили о ней некрасовскими стихами: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»... Вы, девушки, конечно, знаете эти стихи?

— А как же! — немедленно отозвалась Ольга. — Из поэмы «Мороз, Красный нос».

— Правильно, сержант. Никто не писал о русских женщинах с таким чувством, как Николай Алексеевич Некрасов... Да, все мы в то время восхищались храбростью Веры Тимофеевны. Летом восемнадцатого года она осталась в Оренбурге, занятом конницей Дутова, и поступила к белым машинисткой. Кто-то очень правильно сказал, что лучшие разведчики — это женщины. Вера Тимофеевна бесстрашно помогала красным, вошла в полное доверие к дутовцам. Но и в открытом бою дралась героем. Когда в мае девятнадцатого ее окружили пластуны, она отбивалась до конца. И, уже оттесненная на берег Урала, нашла силы, чтобы покончить с собой последним выстрелом...

Ольга с опаской взглянула на Карташеву, боясь, что та не выдержит этого порывистого ветра воспоминаний. Но полковник вдруг сам неловко повинился:

— Вы уж простите меня, Полина Семеновна, что я заговорил о давно минувшем под настроение.

— Что вы! Может, еще чаю?

— Не откажусь.

Родионов пил чай с крестьянской степенностью. Полина присматривалась к нему и думала: «Сколько всего пережил человек и опять воюет наравне со всеми! Трудно, должно быть, ему».

— Говорят, мир тесен, а война — тем более, — сказал полковник, отодвигая в сторону пустую чашку. — У меня не первая встреча на войне. Тут как на вокзале перед отходом поезда: нет-нет и встретишься с кем-нибудь из давних знакомых. Что касается вас, Полина Семеновна, то я как-то зимой, услышав имя капитана Карташевой, все собирался заглянуть в «святцы» отдела кадров. А на днях, на марше к Днестру, мы с майором Богачевым разговорились о том о сем, и он к слову упомянул и вас.

— Странно. Я его совершенно не знаю. Он только помог нам вытащить бричку из оврага.

— Как бы там ни было, ваше имя было названо. Тогда я, еще не уверенный, о той ли Карташевой идет речь, но под гипнозом смолоду памятного имени, рассказал майору на досуге о нашей оренбургской Поленьке. Кажется, вы не очень-то довольны? Каюсь, откровенность — соль моей профессии.

Девчонки совсем притихли, наблюдая теперь больше за своей докторшей, чем за полковником.

— А сегодня и вашим сестрам вот рассказал. Они же этого не знают, уверен.

Под окном засигналила машина.

— Ага, за мной, — полковник встал, поблагодарил хозяек за угощение.

— Спасибо вам за память о маме, Сергей Митрофанович, — сказала Полина.

— Память — главный врач на войне.

— Я не думала, что встречу на фронте человека, который бы знал маму.

— Война — собирательница воспоминаний, Полина Семеновна. Если бы можно было записать все окопные воспоминания, то получилось бы что-то вроде кодекса победы. Но мы еще потолкуем об этом.

Полина вышла проводить его. Сойдя с крыльца, он приостановился и заговорил уже по-свойски:

— Теперь я не упущу тебя из виду. Что касается Богачева, не сторонись его — он славный малый. Командовал батальоном. Среди комбатов, как правило, не бывает прощелыг... Ну, поеду. Береги себя...

И они расстались уже друзьями, хотя познакомились час назад.

Полина стояла на крылечке, невольно прислушиваясь к далекой перестрелке за рекой. Бутор спал, натерпевшись страху под бомбежкой. В небе горели неестественно крупные звезды, до которых, казалось, рукой подать. Млечный Путь тоже светился ярче обыкновенного. В небесах торжественно и чу́дно... И на душе у Полины был праздник. Встреча с полковником Родионовым настроила ее на раздумчивый лад: да, человек силен не сам по себе, а окружающими людьми. И если ты испытываешь иной раз тоскливое одиночество, то, как видно, от плохого знания людей. Осмотрись позорче: вокруг тебя такие щедрые россыпи людской доброты, что ты подивишься, как не замечала их раньше. Вот и Сергей Митрофанович, бесспорно, принадлежит к тем людям, которые жили и живут для других. Не каждый способен так жить, но зато каждого, кто способен, само время зачисляет в ряд подвижников.

Бои местного значения. Какие это обидные слова для солдата в обороне...

Когда полным ходом идет наступление на широком фронте, когда отсчет населенных пунктов ведется крупной мерой — десятками или даже сотнями за сутки, когда чуть ли не каждый день победные салюты, — тогда и воюется полегче. А в дни затянувшейся, баталии вокруг одного-единственного, ничем не приметного сельца, где атаки вперемежку с контратаками, где ничтожная высотка то и дело переходит из рук в руки, где «ничейная» полоска земли в сплошных воронках кажется недосягаемой, — до чего же горько читать в газетах, что на твоем участке «ничего существенного не произошло»...

Все три дивизии генерала Шкодуновича были уже на том берегу Днестра. С ходу оттолкнувшись от упругой излучины реки, они вскоре овладели ключевым селом Шерпень, заняли Спею-северную, но дальше продвинуться не могли. Сначала немцы пытались остановить стрелковый корпус с воздуха, но потом начали подтягивать резервы. Однако для того, чтобы ликвидировать плацдарм, нужно, по крайней мере, двойное превосходство в силах. А пока что сложилось то обычное равновесие сил, которое и выражается примелькавшейся формулой: атака — контратака. Генерал Шкодунович знал, что не он один форсировал Днестр, что таких плацдармов несколько, но разве угадаешь, какой из них противник выберет для реванша. И комкор готовился к худшему: дивизии получили графики земляных работ, расписанные по дням, артиллерия была сосредоточена на правом, берегу, НП корпуса вплотную придвинулся к реке. Все делалось по науке, преподанной Отечественной войной.

Шкодунович сам побывал за рекой и остался доволен ходом оборонительных работ. Траншеи полного профиля, ходы сообщения, огневые позиции батарей, узлы связи, аппарели — сколько бессарабской земли перелопатили солдаты по ночам! Теперь, в конце третьего года войны, любой из них понимал, как важно зарыться поглубже в землю, тем более на маленьком плацдарме, который весь как на ладони у противника.