Анатолий Рыбин - Люди в погонах

Он отбросил сгоряча карту и минуты две сидел в глубокой задумчивости. Потом повернул к Григоренко свое длинное красное лицо, сказал со злостью:

— Видите, что получается. Мельников сломал боевой порядок, а другие за него отвечать должны.

— Но ведь отстали-то вы, а не Мельников, — заметил Григоренко.

— Чепуха, — махнул рукой Соболь. — Мы движемся, как позволяет местность.

— А Мельников, по-вашему, на крыльях летит?

И тут, как нарочно, впереди, в низине, завязли сразу два бронетранспортера. Заметив их, Соболь на ходу приоткрыл дверцу и резко вытянул руку.

— Вон, полюбуйтесь, товарищ подполковник. На таких дорогах поневоле отстанешь.

Подъехав ближе, он выскочил из кабины, крикнул что-то сидевшим на бронетранспортерах людям и прямо в обмундировании метнулся в воду. Увлеченные примером комбата, солдаты мгновенно спрыгнули со своих мест и уперлись руками в борта.

Бронетранспортер, стоявший на самой середине лимана, подался вперед и, словно низкий тупоносый катер, поплыл к берегу.

Зато другую машину сдвинуть с места не удавалось. Долго ходил вокруг нее разгоряченный Соболь. Он ругал водителя и солдат, сам упирался плечом в забрызганную желтой водой броню.

Тем временем Григоренко связался по радио с начальником штаба и сообщил ему, что нужна помощь. Вскоре к лиману подошел артиллерийский тягач.

Соболь вышел на берег мокрый, с грязным лицом, но все еще охваченный какой-то буйной решимостью. Казалось, будь он сейчас в настоящем бою, бросился бы не только в воду, а под любой огонь противника.

Григоренко глядел на Соболя с удивлением. Не замечал он раньше таких порывов в его характере.

— Но лезть в воду все же не стоило, — сказал он после небольшого раздумья и многозначительно покрутил кончик уса. Комбат вскинул голову.

— Почему не стоило?

— Один тягач все бы сделал.

— Тягач?.. — Соболь осекся и, чтобы скрыть неловкость, крикнул водителю: — Поехали!

Часом позже, когда темнота уже затопила все холмы и балки, стерла дороги, из головы колонны сообщили: водитель бронетранспортера ефрейтор Шульгин помог товарищу провести машину по очень опасному месту. Соболь записал фамилию ефрейтора в блокнот.

— А может, следует отметить приказом? — подсказал Григоренко.

— Зачем? — удивился комбат. — Был бы факт веский...

Григоренко задумался. Поступок ефрейтора, конечно, не героический. В другой обстановке, пожалуй, и командир роты не сообщил бы о нем комбату. Все это верно. Однако сейчас, когда усталые водители напрягали последние силы, инициатива ефрейтора Шульгина приобретала иной характер.

«А главное, — подумал Григоренко, — приказ наверняка подбодрил бы всех водителей, заставил их держать равнение на Шульгина». И он снова заговорил о ефрейторе с комбатом.

— Не могу, — замотал тот головой. — Сами посудите. Командир полка пригрозил отстранить меня от должности, а я начну благодарственные приказы объявлять.

— Но вы еще не отстранены.

— Да... и все же... — Соболь хлопнул рукой по колену и скривил губы, словно поперхнулся словом.

Григоренко помолчал, достал из планшетки тетрадь и, присвечивая карманным фонариком, вывел карандашом: «Приказ».

Ефрейтора Шульгина он знал хорошо. Это был старательный, умный солдат. В прошлом году на одном из комсомольских собраний он призвал товарищей в свободное время изучить все ротное оружие. Его призыв облетел многие воинские части. Вспомнил замполит и то, что два месяца назад при проверке техники бронетранспортер Шульгина оказался в самом лучшем состоянии.

Написав последнюю строчку, Григоренко: вырвал листок из тетради и протянул Соболю.

— Вот, посмотрите. Если не подпишете, я попрошу это сделать командира полка.

Соболь долго разглядывал написанное, не зная, как ему быть, затем резко повернулся к радисту, сказал в сердцах:

— Передайте во все подразделения!

Рота старшего лейтенанта Крайнова окопалась неподалеку от Соленого озера и ждала сигнала. Подступала ночь, тихая, душная. В воздухе все еще пахло пылью, и звезды над степью горели тусклым желтоватым светом.

Капитан Нечаев, с трудом передвигая усталые ноги, медленно шел вдоль чуть приметных в темноте огневых позиций. Старый татарник цеплялся за полы гимнастерки, больно впивался в тело. Осторожно раздвигая сухие игольчатые ветви, замполит прислушивался к глуховатому говору солдат. Его волновал предстоящий «бой», в котором по замыслу комбата второй роте отводилось особое место. Потому-то и он, Нечаев, был сейчас именно здесь, а не в другом подразделении.

Миновав небольшую ложбину, капитан поднялся на бугор к позициям пулеметчиков. До него донесся чей-то громкий басок. Послушав, он узнал голос Груздева. Подошел ближе. Ефрейтор сидел в окопе в окружении товарищей и, прикрывая плащ-накидкой карманный фонарик, выразительно читал:

— «Первым делом, шлем вам самый что ни на есть душевный привет из нашего целинного совхоза. Вот уже год, как мы несем здесь гражданскую вахту. Иногда бывает чертовски трудно, но мы не показываем виду, держимся, как подобает бывшим армейцам. Каждый новый рубеж закрепляем так же быстро и прочно, как закрепляли на учениях».

— Правильно!.. — послышались восторженные голоса. — Знай наших!

У Нечаева часто забилось сердце. Взглянув на светящийся циферблат часов, он подумал, что сейчас уже во всех окопах агитаторы приступили к чтению этого размноженного на пишущей машинке письма. Как все-таки хорошо, что пришла ему в голову мысль читать не перед выездом на учения, когда письмо было получено, а непосредственно на учениях, в самый решающий момент.

А Груздев продолжал:

— «Еще сообщаем вам, дорогие однополчане, что весенний сев закончили успешно, в пять дней. Виды на урожай вроде неплохие. Жалко, нет дождей. Когда же наконец наведем порядок в небесной канцелярии? Некоторые у нас утверждают, что раз с атомом справились, значит, и дождевой вопрос решить можно. Главное, поднажали бы на это дело наши ученые...»

— Это точно! — воскликнул кто-то из солдат. Другие, сразу же одернули его:

— Обожди, не мешай!

Груздев сделал небольшую паузу и стал читать дальше:

— «Сейчас мы готовимся к уборке. Машины в полном боевом порядке. Обещаем не подкачать. А как дела у вас? Наверное, марши, атаки, штурмы. Все понятно. Хотим только знать, на каком счету у командования родной наш батальон? Будем рады, если марку держите высоко. Ведь сейчас такая международная обстановка, что слабинку допускать никак невозможно. С горячим приветом рядовые запаса: Николай Самохин, Федор Синельников, Салават Хафизов, Савва Рябчиков».

Едва Груздев кончил читать, как послышались оживленные голоса: