Николай Асанов - Электрический остров

— Посмотрите серию испытаний от девяностого до сто двадцать третьего, — оказал Андрей, поднимая голову от аппарата. Ток был выключен, и он спокойно копался в предохранителе, не боясь, что опасная искра вспыхнет в то самое время, когда он касается деталей.

— А почему у вас такой сердитый голос? — спро­сила Марина, вновь склоняясь над записями.

— Она еще спрашивает!— возмутился Андрей.— Тридцать три опыта, а предохранитель все горит! При таких темпах я могу прожить Мафусаилов век и все-таки не закончить работу!

— И под старость вас выгонят из филиала? — под­дразнила она.

— Боюсь, что Улыбышев сделает это значительно раньше, — сердито сказал он.

— Конечно, если вы будете повторять такие вы­ступления! — невозмутимо согласилась Марина. — В конце концов, здесь все люди, ангелов нет, а чело­века с таким неприятным характером, как у вас, трудно переносить.

— Вы что, перешли в коллегию адвокатов? — по­дозрительно спросил Андрей.

— Нет, я просто прочла сегодняшний приказ, — сухо сообщила она, не поднимая головы. — Конструк­тор Марков назначен бригадиром на проводку поле­вой сети в районе будущей электропахоты. Полагаю, это сделано для того, чтобы он на месте мог осознать, как заблуждался.

— Серьезно? — Орленов уронил плоскогубцы и пнул их так, что они загремели через всю лабораторию.

— При чем здесь плоскогубцы? — удивилась она. — Не швыряйтесь инструментами. Лучше учтите: Улыбышев — серьезный человек!

— А обо мне приказа нет?

— Разве что пишется! — Марина перевернула но­вый лист записей. — Впрочем, это не важно. Важно изготовить прибор, а то над вами уже и машинистки начинают посмеиваться.

Она знала, как больнее уколоть его самолюбие. Орленов пробормотал что-то похожее на ругательство, прошел через лабораторию и подобрал плоскогубцы, затем вернулся к прибору и снова нагнулся над ним. Полистав записи, Марина с какой-то робостью спро­сила:

— Из ваших записей видно, что вы все время ис­пользуете изоляторы для деталей номер восемь. А по­чему бы не попробовать полупроводники, хотя они и будут, очевидно, нагреваться?

— Нагревание тоже опасно! — ворчливо сказал он. — Вы не поставите в прибор холодильник, как сде­лал Орич в теплице, чтобы превратить лето в зи­му… Но, черт возьми, мне жаль Маркова, — вдруг перебил он себя.

— Пожалейте лучше Шурочку Муратову, жесто­кий вы человек! Если уж вы начинаете войну, так брали бы в рекруты холостых…

— Он тоже не женат!— отрезал Андрей, вертя в руках прибор. Потом резко спросил: — Вы в самом деле думаете, что полупроводники помогут?

Она ни о чем не думала. Ее поразило внезапно из­менившееся лицо Орленова. Он как будто забыл о Маркове, о Шурочке, даже о ней, хотя она стояла прямо перед ним. Он думал. Шагая как во сне, Анд­рей прошел к большой черной доске, висевшей в углу, и принялся писать формулы, пристукивая мелом в та­ком темпе, будто на каменном полу плясала женщина на высоких каблучках.

— В вашем предложении есть сермяжная прав­да! — оказал он вдруг, швыряя мел в ящик и вытирая выступивший на лбу пот. — Я еще не знаю, последую ли вашему совету, — слишком велико будет ваше вме­шательство в мои дела! — но, признаться, мне хочется попробовать!

— О, не обращайте на меня внимания, —без вы­ражения сказала Марина. — Я не претендую на соав­торство.

— Ну, если полупроводники помогут,— он с не­вольным восхищением посмотрел на нее, — то я дол­жен поставить вам дюжину шампанского.

— Лучше — коробку конфет,— сказала она.— После недавней истории я не пью.

— Жаль. Вы были бы совсем хорошим парнем, если бы с вами можно было постоять возле стойки после работы.

— Тогда я научусь.

Оба расхохотались и почувствовали себя значи­тельно лучше. Орленов пообещал:

— Не огорчайтесь за Шурочку. Я вытащу этого пострадавшего из ссылки. Совсем не к чему ему отве­чать за чужие грехи.

— Только постарайтесь сами не попадать туда. Мне будет жаль, если вы не успеете использовать мое предложение.

Она говорила легко, но Андрей почувствовал за этой легкостью нечто скрытое. В замешательстве взглянул он на девушку, которая как ни в чем не бы­вало снова склонилась над его записями. Спросить или нет? И что может ее волновать? Впрочем, зачем ему это? Мало ли у него своих забот и стоит ли брать на себя еще чужие?

Зазвонил телефон. Андрей взял трубку.

— Ну, как твоя новая помощница? — спросила Нина. — Ты мне даже не сказал, что затребовал ее к себе…

Он оглянулся на Марину. Девушка отошла в даль­ний конец лаборатории и сделала вид, что изучает по­казания неработающих амперметров. Он снова рас­сердился и на нее и на жену. Неужели Марина сама напросилась к нему? Это настоящее свинство! Он не просил о помощи.

— Пока ничего не могу сказать! — ответил он без­заботным голосом. — Борис Михайлович решил укра­сить лабораторию, но я его не просил.

— Думаю, что ты на сегодня оставишь дежурить ее, а сам вернешься пораньше? — невинным голосом спросила Нина. — Борис Михайлович обещал как раз зайти к нам.

— Я так и сделаю! — ответил он. Нина молчала. Тогда он положил трубку и сердито сказал: — Оставь­те приборы, Марина, тока все равно нет…

— Это Нина Сергеевна? — спросила она, подходя. Лицо ее подозрительно покраснело.

— Да. А что? Вас интересуют мои домашние раз­говоры?

— Нет, Я подумала, что Нина Сергеевна, может быть, недовольна…

— Об этом надо было думать раньше! — отре­зал он.

Она смутилась так, что слезы выступили на глазах, но он решил быть жестоким. Прошагав к столу, он выписал наряд на получение со склада сернистого свинца и селена. Подавая наряд Чередниченко, сказал:

— Ну что же, начинайте работать. Я тоже был до­вольно долгое время рассыльным при лаборатории.

Слабо улыбнувшись, Чередниченко ушла за мате­риалами. А он все стоял у стола, потирая лоб. Потом встряхнул головой и включил ток. Все равно надо было трудиться, какие бы сюрпризы ни готовила ему судьба. А она до сих пор обыгрывала его, как хотела.

Когда Марина вернулась, они принялись исправ­лять прибор. Работали они молча, только изредка об­мениваясь короткими фразами, и Андрею стало легче. Он делал вычисления и коротко сообщал Марине цифры, а она возилась у маленького верстака, при­водя в достойный вид разрозненные детали прибора. Он с удовольствием отметил, что Чередниченко отлич­но обращается с инструментами и материалами, хотя иной раз она разглядывала листик сернистого свинца с излишним вниманием, словно портниха, размыш­ляющая, а нельзя ли выкроить из лоскутка сразу и рукав и карман? Да, она действительно была дель­ным работником!

Около четырех часов дня они смонтировали при­бор. Орленов осмотрел его и с сомнением покачал го­ловой: