Кирилл Ласкари - Двадцать третий пируэт

— …как они мне осточертели, — говорил кто-то за перегородкой, — Ты сколько в театре?

— С этим сезоном — три.

— А я — семнадцать. Повидал гениев на своем веку. Потри спину. Они думают… Три сильней, не бойся… Думают, что если заставят массу делать сложности, которые раньше и солисту не снились, то все о'кей. Новое слово в хореографии… Три, три, не боись… Новаторы хреновы… Хорошо! Хотел бы я посмотреть, что за шедевры он наставил в Ленинграде. Сомневаюсь… Спасибо, молодец. Давай я. Да нагнись ты!..

Так и не открыв крана, Градов вышел в предбанник. Надел халат и тяжело зашлепал «резинками» по коридору. В голове гудело. Хотелось запрокинуть ее. Тогда боль слегка отпускала.

Идти в гости желания не было.

Приглашение ведущей балерины театра явилось для него полной неожиданностью. Балерину знал весь мир. Познакомились они в Ленинграде, на одном из спектаклей. Шел «Икар из московитов». В антракте Балерина приходила за кулисы и говорила много лестных слов. Затем они виделись на худсовете — обсуждался макет его спектакля. Мимоходом она заглядывала на репетиции. Вот, пожалуй, и все. В его спектакле Балерина участия не принимала.

Раньше от такого приглашения он взлетел бы на двенадцатый этаж, не прибегая к помощи лифта. Сейчас каждый шаг отдавался где-то в затылке глухой, но ощутимой болью. Градов запрокинул голову.

Дверь открыла она сама.

Есть женщины, о которых говорят — роскошные. Именно такой была уже не молодая Балерина. Нет, не красавицей. Но весь ее облик, каждое движение тела, полет изумительных рук создавали ощущение гармонии и совершенства.

Она провела Градова в столовую, обставленную старинной мебелью и освещенную бронзовой, с черной тарелкой, люстрой. Из колонок лилась тихая, грассирующая песня. Он узнал голос Азнавура.

— Что будете пить, Игорь? — спросила она красивым грудным голосом. — Виски, коньяк, водку?

— Если можно, коньяк. У вас курят?

— Конечно. Курите. Что вы такой мрачный? Расслабьтесь. — Она протянула ему бутылку. — Откройте, пожалуйста. Как прошла репетиция?

— Все в порядке. Спасибо, — ставя бутылку на стол, сказал Игорь.

Она плеснула коньяку в пузатые бокалы.

— За вас! Ваши успехи. Вы ведь помните, «Икар» мне очень понравился. Это я вас рекомендовала в наш театр.

— Спасибо. Я не знал. Ваше здоровье. — Они чокнулись. Игорь выпил.

— Скажите, пожалуйста, — грея бокал в руке, сказала Балерина. — Только, ради бога, не обижайтесь. То, что я видела на репетициях… это окончательный вариант или… Как бы поточнее сказать? Знакомство с труппой?..

— Вас что-то не устраивает? — тихо спросил он.

— Не то, чтобы не устраивает, — засмеялась она. — Совершенно другой почерк. Если бы я не знала, что это поставили вы. Ради бога, простите, я бы не поверила. Нет, конечно, так тоже можно, но…

В соседней комнате зазвонил телефон.

— Извините. Да, у меня… Нет, недавно… Еще нет… Это не телефонный разговор… Хорошо… Поняла. До завтра.

Градов слышал разговор Балерины и понял, что приглашен сюда не случайно.

Он опустился в глубокое кресло. Рядом на инкрустированном столике лежали стереофонические наушники. Он машинально надел их и повернул рычажок на радиоустановке.

Голову заполнил голос Азнавура.

Градов видел, как с подносом в руках вошла Балерина. Как поставила поднос на стол. По движению губ понял, что она что-то говорит. Но снять наушники у него не было ни сил, ни желания.

Вдруг пение заглушил резкий, пронзительный свист. С правой стороны у глаза возникла черная квадратная пустота, по которой пронеслась алая спираль. Балерина начала расплываться.

Вера закрыла книжку и погасила свет. Петлик, несмотря на категорическое запрещение, тут же влез на тахту, лег в ногах и устроился поудобнее.

Веру разбудил лай Петлика и телефонные звонки. Она босиком подбежала к телефону.

— Вера Николаевна, извините, что так поздно, — говорил женский голос. — Это Градова.

— Кто? — не поняла Вера.

— Никитенко Лена. Вера Николаевна, у нас большое несчастье. Игорю очень плохо. Он в больнице в Москве. Без сознания. Вы меня слышите? Алло. Алло. Вера Николаевна? Алло, алло…

Вера повесила трубку. Стула рядом не оказалось, и она опустилась по стене на пол. Так и застыла.

Они сидели в двухместном купе «Красной стрелы». По местному радио громко передавали эстрадную музыку. Вера убавила звук. Проводник отобрал билеты.

— Чаю не желаете? — поинтересовался он вскоре.

— Принесите, пожалуйста, два стакана, — попросила Лена.

Вере чая не хотелось. Но она отхлебнула темной безвкусной жидкости. «На вид крепкий», — подумала она.

— Они в него соду кладут, — читая ее мысли, сказала Лена.

Они пили молча. В коридоре лязгали двери. Лена с силой поставила подстаканник на стол. В стакане звякнула ложка.

— А вы знаете, что произошло? Я ведь была на репетициях в Москве. Он просто не смог. У него ничего не получалось. А вас рядом не было. Он надорвался. Не смог прыгнуть выше себя. Нет, я вас не виню. Я поступила бы так же. Он питался вами. Вы не видели, как он смотрел на вас в проходном дворе. Тогда, после спектакля. Вы думаете, я одна это понимаю? Васька подал заявление об уходе. И будут уходить. Тем более теперь. Без вас его бы не было. Я это поняла давно. Поэтому и смотрела на ваши отношения вот так, — она растопырила перед лицом пальцы. — Он — миф.

— Никаких отношений не было, — тихо сказала Вера. — А если и были, то так давно, что ни он, ни я о них не помним. — Вера говорила неправду. Она-то помнила. — Давай спать.

Лена повернулась лицом к стене и через секунду заснула. Ей шел двадцать второй год.

Вера лежала с открытыми глазами. «Бедный Игорь. Бедный Игорь. Бедный Игорь», — отстукивали колеса.

В вагоне заиграла музыка. Потом она резко оборвалась, и безразличный мужской голос сказал:

— Поезд прибывает в столицу нашей Родины — город-герой Москву.

Лифт поднял их на пятый этаж, и они вступили в небольшой холл, выложенный розовой и зеленой плиткой. Стены выкрашены розовой масляной краской. Напротив лифта — аквариум. На дне — ракушечный замок. Маленькая красная рыбка выплывала из его ворот.

Дверь кабинета главного врача отделения находилась рядом с аквариумом. Лена постучала, и они вошли. Молодая, восточного типа женщина в белоснежном накрахмаленном халате и такой же шапочке поливала цветы из небольшой пластмассовой красной лейки.

— Одну минуту. Простите, — сказала она. Закончив поливать, подошла к умывальнику, вымыла руки и тщательно их вытерла. — Я вас слушаю, — сказала она, садясь за стол и приветливо улыбаясь.

— Мы из Ленинграда. Как он? В каком состоянии Градов?

С лица главврача отделения сошла улыбка.

— Вы его жена? — обратилась она к Вере.