Иван Слободчиков - Большие Поляны

Тот стоял к ним спиной, засунув руки в карманы длиннополого пиджака. Широкие шаровары юбкой висели на нем, скрывая ботинки.

— Какого хомяка? — не понял Уфимцев. Он оставил мотоцикл, подошел к Попову. — Почему стоите? Сломалось что-нибудь?

— У Никанора Павловича совесть сломалась.

— Да говори ты толком, черт возьми! — рассвирепел Уфимцев. — Сейчас не время шутить.

— Тетеркина с зерном поймали, — сказал Семечкин, как будто о чем-то обычном, и, плюнув на цигарку, отбросил ее в сторону.

— Как... поймали? — удивился Уфимцев, посмотрел на спину Тетеркина. Он вспомнил встреченного им шофера, его улыбку и слова, среди которых, он теперь понял, было слово «попался». — Рассказывай, агроном.

Он только сейчас разглядел, как взвинчен Попов, как у него дрожали руки, когда он совал расческу, не попадая ею в грудной карман.

— Я еще вчера заметил, когда Тетеркин домой поехал, что-то у него штаны разбухли, — сказал Попов, намного успокоившись. — Он каждый вечер в село ночевать ездит, здесь ему, видите ли, условий нет... Сегодня тоже собрался ехать с попутной машиной, я хлоп его по карману, а там зерно. И в другом кармане зерно... Во какие карманы пошил, — и Попов показал руками, какие это были большие карманы, — в каждый по три килограмма пшеницы уходит.

— Зачем зря говорить, — с возмущением ответил Тетеркин, поворачиваясь к ним; Уфимцев увидел, как он до черноты загорел за дни уборки. — Я же объяснил: случайно насыпалось. Ведь целый день лажу по комбайну, зерно из бункера спущаю, где-то и насыплется, не только в карман... Разве углядишь? А ты: поймали, поймали... Я на тебя в суд подам за клевету.

— Да ты что, Никанор Павлович? — засмеялся Семечкин. — Ведь сам только что говорил, взял немного для курей, куры оголодали. Чего ты крутишься? Раз попался, отвечай. Вон она, пшеничка-то, из твоих карманов.

Действительно, около комбайна земля была густо усеяна зерном.

«Попался! И на чем?» Что-то шевельнулось в груди Уфимцева — злорадное, мстительное: за бунт в мастерской, происшедший по наущению Тетеркина; за жену его, которую он выпустил, чтобы сорвать собрание. Но Уфимцев подавил в себе это непрошеное чувство. Тут требовалось иное, но что, он еще не решил.

— Надо составить акт, Георгий Арсентьевич, — предложил Попов. — Я подпишусь, Семечкин, шофер — он тоже был при этом. И акт направить в прокуратуру.

И тут случилось неожиданное: Тетеркин сморщил лицо, хныкнул и вдруг заплакал.

— Как вы... разве я... мне... — говорил он, захлебываясь словами, размазывая грязь по щекам.

Попов уставился на Тетеркина в удивлении.

— Хватит, Никанор Павлович, разыгрывать спектакли, — сказал Уфимцев, и Тетеркин сразу перестал хныкать. — Актов никаких не надо, так должен понять, запомнить на всю жизнь... Слышишь, товарищ Тетеркин? Вот мы трое знаем о твоем поступке, но пока будем молчать. Но если ты еще что-нибудь позволишь... Ты понял меня?

Вот и наказание: пусть помнит о сегодняшнем дне. Это будет лучшим предостережением на будущее.

Тетеркин стоял безмолвно, будто не слышал, что говорил Уфимцев, разглядывал свои перепачканные соляркой руки.

— С комбайна его придется снять, оставлять нельзя...

— А куда меня? — опросил Тетеркин. Он вытер полой пиджака лицо и, как будто не он сейчас плакал, смотрел со злой ненавистью на председателя колхоза. — Я без работы не могу. Мне пить-есть надо. Семью кормить.

Как хотелось Уфимцеву послать его к черту! Но этого нельзя было делать, если уж решился замолчать его поступок.

— Иди к Векшину, — сказал он. Ему противило с ним говорить. — Векшин что-нибудь найдет.

Тетеркин тут же повернулся и, ни слова не говоря, пошел, шурша шароварами по стерне.

— Зря вы его к Векшину, — сказал Попов. — Это называется — щуку бросить в реку.

— Ничего, — успокоил его Уфимцев. — Он теперь притихнет...

Телефон вот уже две минуты звонил не переставая. Уфимцев вышел в коридор, включил свет, снял трубку. В трубке еще бурчало, а когда стихло, голос телефонистки оказал ему:

— Спите вы там, что ли? Соединяю с товарищем Пастуховым.

— Уфимцев слушает, — крикнул он в трубку.

П а с т у х о в. В чем дело, Уфимцев? Почему прекратил сдачу хлеба государству? Зерна нет?

У ф и м ц е в. Зерно есть, машин нет.

П а с т у х о в. Я тебе послал пять машин. Где они?

У ф и м ц е в. Возят из-под комбайнов. Пошло семенное зерно...

П а с т у х о в. Чувствую, политику Позднина ты усвоил прекрасно, причины находить умеешь. А ты мне сказки не рассказывай, ты мне хлеб давай. Чтобы завтра все машины работали на вывозке зерна на элеватор. Понятно?

У ф и м ц е в. Не могу я этого сделать, Семен Поликарпович. Не валить же зерно из комбайнов в стерню!.. Вот закончим с семенами, подберемся и переключим все машины на хлебосдачу. Хлеб пойдет, никуда не денется. На токах лежит, под крышей.

П а с т у х о в. Мне зерно сегодня нужно. К твоему сведению, вот из-за таких, как ты, управление по хлебосдаче отстало от соседей, уже находится в конце сводки.

У ф и м ц е в. Машины от комбайнов я оторвать не могу... Присылайте другие. Зерно есть.

П а с т у х о в. Нет у меня машин! А от комбайнов вози на лошадях. Понял? Ищи внутренние резервы, но чтобы график хлебосдачи не только выполнялся, но и перевыполнялся. Дело нашей чести сдать досрочно хлеб государству.

У ф и м ц е в. Сдать досрочно не значит еще, что с выгодой для хозяйства.

П а с т у х о в. Хватит философствовать! Все! Выполняй! Завтра проверю!

В трубке щелкнуло. Уфимцев отнял ее от уха, посмотрел недовольно на отпотевший эбонитовый кружок.

Легко сказать — снять машины с вывозки зерна от комбайнов, поставить вместо них лошадей. Лошади есть, а где людей взять? Да и не пора ли машины обслуживать машинами, а не лошадьми или волами...

Он позвонил Акимову. На его счастье, секретарь парткома оказался на месте. Выслушав его сбивчивый рассказ, Акимов сказал:

— Не нервничай... Посмотрю, что можно сделать.

На второй день к полудню из Колташей пришли пять машин — видимо, сказалось вмешательство секретаря парткома. Но вместе с машинами приехал уполномоченным его заместитель Степочкин.

Уфимцев находился на центральном току, когда, дрожа запыленными бортами, машины остановились на въезде и из первой кабины вышел Степочкин.

— Принимай подкрепление, Егор, — сказал он, поздоровавшись. — По приказу управления у вас создается отряд для вывозки зерна на элеватор. Это вот начальник отряда, — он показал рукой на подходившего высокого мужчину в комбинезоне, — ему и сдашь все свои машины.

— Петров, — представился тот. Уфимцев пожал ему руку — рука была тяжелой, грубой. И голос у него был грубый. — Нам бы расквартироваться, и на работу. Машины ваши приму вечером. Предупредите шоферов.