Борис Беленков - Крылатые и бескрылые

— Да я лишь к слову, чего вдруг пузыришься… С закрытыми глазами не летаю. Шучу, а ты панихиду по мне!..

— Мне сейчас не до шуток, Петр! — серьезно сказал Макаров.

По заводскому двору шли директор, главный инженер и парторг. Направляясь в сторону заводоуправления, Соколов и Веселов негромко разговаривали между собой. А Грищук слушал, и усмешка кривила его губы. «Не в том ли состоит его вера в Макарова, что он менее устал, чем я», ― думал он о директоре завода. Ему не хотелось обострять начавшийся еще с утра спор.

— Жалоба Власова это попытка замутить чистую воду, Павел Иванович, — повернув голову к Грищуку, сказал Соколов. — Твердя: «мои ученики», он стремится обеднить индивидуальность каждого из них. И вам давно бы следовало сказать ему: перестаньте пыжиться! И вообще, думается, хватит уже! Высказался он в своем заявлении совершенно исчерпывающим образом. А ваше мнение, Григорий Лукич?

— Мое мнение, Семен Петрович?.. — переспросил парторг. — На ваш вопрос хотелось бы ответить стихами. Можно?

— Любопытно? — усмехнулся Соколов. — Не вы ли их сочиняете?

— Нет. Но послушайте. Стихи очень хорошие!

Средь мира дольногоДля сердца вольного

Есть два пути. Взвесь силу гордую, Взвесь волю твердую, ―

Каким идти?

— Вот как! — проговорил Соколов.

Одна просторная Дорога ― торная. Страстей раба…

— А другая? — усмехнулся Соколов и сам уже продолжил:

Другая ― тесная Дорога; честная,

По ней идут Лишь души сильные, Любвеобильные,

На бой, на труд.

— Да, вспомнилось!.. — вздохнул директор. — «На бой, на труд!..» Это и нас касается. Слышите, Павел Иванович?

— Я все слышу, Семен Петрович, — невесело усмехнулся Грищук. — Но вот от Макарова не слышу, какие у него результаты с его новыми экспериментами. А время бы уже поделиться ими. Когда‑то всем нам думалось, что мы на верном пути. Кто из нас не думал, что именно наш завод первым прорвется за «звуковой барьер». А тут вдруг — все не так, не тем, оказывается, путем мы шли!..

— Я лично никогда не думал, что стоит протянуть руку— и желаемое в нашем распоряжении, — возразил директор. — Славу добывают напряжением ума и нервов, как в битве!

— Зачем же тогда было выходить с поля боя?..

— А затем, чтобы собраться с силами и с другой стороны ринуться на противника. Вы говорите — прорвись мы к «звуковому барьеру» —и слава! Бунчиков однажды почти вплотную подошел к нему, но, перемахнув тысячу километров скорости, перестал чувствовать машину, лишился с ней взаимосвязи, потерял управление. Не обладай он хладнокровием, его не спас бы парашют.

— Но ведь обломки самолета, Семен Петрович, многое нам подсказали. Изучив их, мы скорректировали…

— Да, конечно, —перебивая Грищука, воскликнул Соколов, — изучив их, мы построили два новых пробных истребителя. Один из них выдержал разрушительные испытания в лаборатории прочности. Второй был поднят в воздух. Уже не Бунчиковым, а Бобровым. Этот испытатель менее хладнокровен, но более осторожен и расчетлив. Но и у него неудача!.. Произошло что‑то совсем невероятное: машина стала ломаться на части. Макаров поэтому правильный сделал вывод — нам не следует торопиться поднимать в воздух третью машину, полагаясь только на одну силу тяги двигателя. Надо искать причины вибраций в самом теле фюзеляжа. Вот на какое «счастье» мы должны рассчитывать.

— А то «счастье», которое готово или почти готово, так и останется стоять в конструкторской? — подумав, спросил Грищук. — Я совершенно не могу подобрать оправдание тому, что мы не пробуем его в воздухе…

— Вы отлично знаете, почему мы не пробуем готовую или, как вы говорите, почти готовую конструкцию, — строго сказал Соколов. — Я не хочу утверждать, что она хуже тех, которые мы имели в послевоенное время. В конструкции много оригинального. Но она не нова в принципе. Это вы, Павел Иванович, отлично знаете. Сколько же нам топтаться вокруг себя?Директор поглядел на парторга.

— Ну, а вы, Григорий Лукич, разве не согласны со мной?

— Я хочу сказать насчет «топтаний», Семен Петрович, — почесал затылок Веселов. — Может, не такие уж они страшные, ей богу!.. Крупные открытия сами по себе никогда вдруг не валятся с потолка.

— В том‑то и дело! — быстро подхватил Грищук. — Вы правы, Григорий Лукич. Именно, как вы говорите, успех подготавливается многими удачами и неудачами. На этой точке зрения стоит и Власов, я с ним вчера имел продолжительную беседу.

— Чепуха! — с сердцем возразил Соколов. —Вы имели продолжительную беседу с Власовым, а я вчера просидел в кабинете Макарова до пяти утра. Много интересного услышал там. Советую и вам, Павел Иванович, познакомиться с тем, что уже сделано Макаровым. Впрочем, зачем откладывать? Идемте в конструкторскую сию же минуту!

Грищук взглянул на часы.

— Извините, Семен Петрович, у меня люди вызваны из цехов. Освобожусь через пятнадцать минут.

— Превосходно! — согласился Соколов. — Мы с Григорием Лукичом подождем вас у Макарова.

Через несколько минут директор и парторг были в кабинете Макарова. После коротких взаимных приветствий и обмена мнением насчет дружной весны Соколов сел в кресло в углу и предложил:

— Давай ка, Федор Иванович, выкладывай все, что у тебя на душе. Надо кончать с разговорами, пора приступать к делу.

Макарова немного смутила такая постановка вопроса.

— Семен Петрович, вы просите выкладывать все, что у меня на душе… А если я вам покажу то, что у меня уже есть на бумаге?

Вдруг, раньше обещанного времени, в кабинет вошел главный инженер. Поздоровавшись с конструктором, сел рядом с Соколовым.Макаров повернул к гостям стоявшую у стены большую копировальную доску и сдернул с нее голубенькую шторку.На листе ватмана все увидели очертания конусообразного корпуса истребителя. Оттянутые назад и немного пригнутые к низу стреловидные крылья придавали самолету вид спортсмена, приготовившегося к прыжку в воду.Соколов, Грищук и Веселов тотчас поднялись со своих мест, подошли к доске. Макаров отступил на шаг и, стараясь не обнаружить собственного волнения, стал украдкой наблюдать за их лицами.В кабинете наступила тишина, только мерно тикали огромные, в рост человека, часы в простенке между окон.

В большом зале, рядом с кабинетом, конструкторы были заняты своими делами. Власов, вычерчивая какую‑то деталь, время от времени поглядывал на дверь кабинета ведущего, как бы пытаясь угадать, о чем там говорят руководители завода.Вот из кабинета вышли Соколов иГрищук. Власов взглянул в лицо директора и убедился, что в эту минуту настроение у него было гораздо лучше, чем тогда, когда он шел к Макарову; у Грищука, наоборот, на лице была растерянность.Власов стал ждать, когда выйдет парторг. Что это он опять задержался у Макарова?.. Вдруг открылась дверь, в ней стоял Веселов.