Иван Рахилло - Лётчики

Воздух дерёт горло, как спирт.

Проскочил сырую мглу облаков — облака быстро взметнулись вверх — и взялся за кольцо. Хочется вырвать!.. Так и тянет отбросить руку в сторону. «Взять нервы!»

Опять больно ушам.

Земля надвигается с чудовищной скоростью. Окраска предметов проясняется и густеет… Пора!.. Он дёрнул за кольцо: шёлк мгновенно пополз вверх белым столбом… Удар… Потемнело в глазах, и солнце показалось ему зелёным. Заплавали туманные точки и круги. Андрей поднял голову вверх, осмотрел купол — он был цел. От сильного рывка с левой ноги соскочил валенок и, кувыркаясь, быстро полетел на землю.

Его несло на железную дорогу. Поезд!.. Машинист тревожно выглядывал в окошко и безостановочно давал гудки. Андрей потянул руками левую группу строп и, придав парашюту косое положение, скользнул в сторону от насыпи. Парашют перевалился через телеграфную проволоку, и Андрей повис в метре от земли. Ветер надувал расправленный парашют, как парус, и Андрея медленно подтягивало вверх, к проволоке. Какое глупое положение!.. Поезд проходил мимо, из окон с любопытством глазели пассажиры. Как, однако, тепло на земле!

Через переезд проскочил автомобиль, мчались встревоженные члены комиссии.

Андрея спустили на землю. Липман сразу схватился за пульс.

— Ну и нервочки!.. Сто четыре!

Все наперебой поздравляли Клинкова.

— Висеть на проволоке — это не значит ещё приземлиться.

— Отколол номер!

Андрей молча складывал парашют: разговаривать ему не хотелось.

Тут же на старте сверили секундомеры. Чикладзе побежал с докладом к командиру части.

Маруся стояла невдалеке и ожидала, когда Андрей освободится. Он издали показал ей записку и погрозил кулаком. Она виновато отвернулась.

В полдень телеграф передавал в Москву сообщение о новом мировом рекорде комсомольца Клинкова.

Отряд, как вышедший на первое место в округе, вызывался в Москву для участия в майских торжествах. Все готовились к перелёту с охотой.

Гаврик по-прежнему мучился со своей бородой: каждый день по утрам он с отвращением разглядывал её в зеркало, борода росла жидкая, кустиками и рыжая, как табак.

Накануне отлёта в парикмахерской было людно. Старый мастер, обвязывая салфеткой горло Евсеньева, опытным глазом профессионала сразу определил его семейное положение.

— Вы женаты, — заявил он с мрачной уверенностью.

— Женат, а почему вы узнали?

— Шея давно не брита. Мелкая дисциплина падает… Холостяк никогда до этого не допустит.

— Э, не всегда, — засмеялся Евсеньев, указывая на Гаврика, — вот вам, пожалуйста!

— Неужели холостяк?

— Типичный. Но бриться ему нельзя.

— В приказном порядке носит. Командир части приказал.

— Хватит, — огрызнулся Гаврик, — и без вас тошно…

Мастер с ожесточением намыливал шею Евсеньева. Андрей, жалея Гаврика, отвёл разговор в сторону.

— Интересно, какое пространство волос вы выбрили за всю жизнь?

В авиагородке знали страсть парикмахера к арифметическим обобщениям.

— Пространство?.. Если сложить вместе все выбритые мною бороды, шеи и головы, то в сумме может получиться площадка, на которую свободно может сесть самолёт с небольшим посадочным пробегом, например типа «ньюпор» или «У-2».

— Гляди-ка, как разбирается!

— Следующий!

Не успел мастер намылить Андрею подбородок, как Алексеенко, просматривавший газеты, привскочил со стула:

— Хлопцы, Клинков!

— А ну, покажь!

— Читай вслух!

«Мировой рекорд летчика Клинкова! Сто двадцать восемь секунд свободного падения с высоты семь тысяч метров!»

Парикмахер застыл с раскрытой бритвой. Андрей слушал, не поворачивая головы.

«Летчик Клинков совершил с высоты семь тысяч метров затяжной прыжок, длившийся сто двадцать восемь секунд. За время свободного падения покрыто шесть тысяч семьсот восемьдесят метров. Температура при прыжке — минус тридцать девять по Цельсию. Пилотировал самолёт Хрусталёв».

— Это вы?! — Брови парикмахера залезли на половину лба.

— Он, он!..

Старик засуетился:

— Одну минуту, я для вас хорошую бритву достану!

Андрей испытывал чувство какого-то приятного неудобства. «Откуда в редакции достали мою фотографию, — думал он, — я им не посылал…»

В парикмахерскую, весело разговаривая, словно они всю жизнь были самыми неразлучными друзьями, вошли Хрусталёв с командиром части.

— Ну, Клинков, слава пошла, — сказал Мартынов, вешая на гвоздь кожанку. — Это по всему миру будет напечатано — и в Англии, и во Франции, и в Америке, и в Японии…

Евсеньев, уже с фуражкой в руке, ожидал, пока мастер выпишет счет. Старик высчитывал долго и наконец со вздохом заявил:

— Две тысячи двести шестьдесят…

Евсеньев чуть не выронил фуражку.

— Сколько?!

— Я подсчитал, что товарищ Клинков падал с крыши дома высотой в две тысячи двести шестьдесят этажей… В одном этаже — три метра. Я умножил время на количество метров в секунду и разделил на три. В секунду он пролетал пятьдесят три метра, или четырнадцать этажей с небольшим фронтончиком!

— В секунду четырнадцать этажей!

Мартынов расхохотался.

— Отлично, отлично!

— Наши вообще отличаются ото всех, — вставил Алексеенко.

— Чем же? — усаживаясь в кресло, добродушно спросил Мартынов.

— Кто чем. Бородой, например.

Не оборачиваясь, командир части в зеркало посмотрел на Гаврика.

— Я пошёл было навстречу его желанию, а бородёнка неважная вышла. Как вы находите, товарищ Хрусталёв?

— С такой и в Москву неудобно показаться…

— Пожалуй, придется сбрить, а?..

Сдерживая улыбку, Гаврик подтянул голенища.

— Намучился я с нею. Несколько раз хотел к вам обратиться…

— И почему ж не обратились?

— Стеснялся.

— Хо-хо! Чего ж вы стеснялись?

— Вы не в расположении духа были.

— Заметил!.. А знаете, от чего у командира расположение зависит?

— Знаю.

— То-то ж… Ну, а теперь как с дисциплиной будет?

— Каждый день буду бриться!.. Внукам закажу.

Уходя из парикмахерской, Андрей узнал от Хрусталёва, что отряд получил разрешение на залёт в Донбасс.

Гаврик вышел на улицу в праздничном настроении, не веря себе, он всё время ощупывал ладонью гладкий, глянцевый подбородок. Солнце нагревало белые стволы берёз, покрытых прозрачною сетью молодых листиков. Казалось, весь мир преобразился. Повстречать бы Нестерову!.. В авиагородке, кроме Хрусталёва и соседей по квартире, ещё не знали о её замужестве.

Маруся играла с Хрусталёвым в теннис. Выждав, когда она побежала за мячом в его сторону, Гаврик лихо перемахнул через ограду.