Тимофей Синицын (Пэля Пунух) - Стрела восстания

— Уйти, как не уйти, когда олени есть! — одобряет мечту сына Сундей. — Печора вскроется — ясак свезем; к осени на остатки шкурок оленей выменяем... Семь оленей, думаю, выменяем. Да три оленя есть у нас. По первому снежку на десятке оленей как-нибудь откочуем с этого места. К Камню (к Уральскому хребту) подадимся. А то на Вайгач уйдем. Там поживем, пока не [- 8 -] прикупим еще десяти — пятнадцати оленей. На Вайгаче и с едой лучше будет. Попадет белый медведь — мяса у него много! А здесь одну рыбу едим. Да вот еще песцов. Так белый медведь вкуснее песца!

На том и порешили: осенний первопуток падет — на Вайгач уходить, а до осени найти охотников обменять оленей на шкурки.

Когда вошла в берега Печора-река и зазеленела трава, повезли отец и сын ясак. В последний раз повезли. И радовались этому. Всю дорогу шутили друг с другом.

Пустозерский острог был уже виден, когда сказал Сундей сыну:

— Обратно поедем — наследство передам тебе.

— Какое наследство?

— После скажу.

Ясак заплатили. Воеводе поминки хорошие справили.

Воевода расщедрился: по чарке обоим поднес. Разогрела чарка кровь столетнего Сундея. На хвастливое слово толкнула:

— Я — Сундей Тайбарей — последний годок до сотни годков доживаю, а нет человека сильнее меня. По всем тундрам, по всем деревням русским бывал — нигде не встречал себе супротивников.

Стрельцы поддакнули:

— Верно, старик: по кости видать, что силен ты, как все равно белый медведь! Не поберег тебя самоядский бог: сделал одинаковым что вдоль, то и поперек. Такому бы, как ты, силачу в стрельцы наняться — цены бы не было тебе! Один с двадцатью управился бы.

— Так, так! Правду сказываете: управился бы один с двадцатью! Только... карачейский род себя не... никогда еще не ходил наниматься в стрельцы! Не пойду и я.

Тут подошел к Сундею высокий — в целую сажень ростом — стрелец с угрюмым лицом, заросшим черной бородой.

— Не люблю я похваляльщиков! — сказал стрелец.— Особливо из вашего поганого рода самоядского. Давай ухватимся друг дружке за грудки да поборемся, силой померяемся. Один на один!.. И наперед тебе, са- [- 9 -] моядишко богомерзкий, совет даю: вытаскивай из пазухи своей идолишка поганого да поручай ему душу свою; так тряхну тебя — дух из тебя вон!

Не даром прожил Сундей Тайбарей сотню лет. Много видел он, еще больше слышал. То, что видел, все, что слышал, все на память брал.

Видывал он много всякого. И привык не удивляться ничему. Привык сохранять лицо свое неизменным.

И не подал он вида угрюмому стрельцу, что обиделся на его слова. Спокойно, с улыбкой добродушного ребенка, оглядел он стрельца с ног до самой шапки и коротенькую бывальщинку рассказал:

— Двадцать годов было мне. Ехал я в ту пору от воеводы березовского... За Камнем воевода этот живет... Олени усталые были у меня: не идут, хоть ты как хошь! Соскочил я с саней да так — и всего-то как быть легонечко! — посжал хорей в руках... Хруп — сломался хорей... Длинен, угрюм, силен и черен был стрелец, да несметлив: не понял он сразу насмешки над собой. Спросил Сундея:

— Ты к чему такое плетешь? Аль боишься силой со мной померяться?

И показалось стрельцу — насмешливо дрогнули ресницы у Сундея. Хотел уж огреть кулаком по башке нахального самоядишку, да голос ровный, почти ласковый, успокоил:

— Померяться силой с тобой как не можно? Можно померяться. Только уговор такой подержим: бороться не насмерть. Вдруг да я тебя поборю? И насмерть кину тебя о землю? Меня тогда тоже убьют. Зачем две жизни губить занапрасно? К тому же обычай в тундре есть: за кровь кровью платить. Из-за нашей борьбы с тобой может тогда много крови нашей, ненецкой, пролиться. Вашей крови — стрелецкой крови — тоже много пролиться может. А еще так скажу: я царю вашему ясак плачу. Воеводе вашему поминки справляю. Ты сам царю своему, воеводе своему служишь. Выходит: оба мы нужные царю вашему люди...

— Ты зубов мне не заговаривай, немытая рожа! Говори прямо — трусишь? [- 10 -]

— Не трушу, а уговор держу. Согласен на уговор — отдавай свое вооруженье другим, да и начнем!

Загудели стрельцы:

— Хитрее лисы ты, старый самоядишко! Откуда прознал, что государь наш батюшка не велит кровопролитьем заниматься?

Захохотал Сундей:

— У вашего царя да у воеводы вашего глаза есть, уши есть. У тундровых жителей тоже свои глаза есть, свои уши есть. Русский царь знает то, что ему нужно знать. В тундре тоже есть люди, которые знают то, что им нужно знать. А Сундей Тайбарей знает еще больше: русский стрелец, русский посадский не враг мне, пока царь да воевода не пошлют их убивать ненцев...

Начали стрельцы насмехаться над Сундеем: — Уж не покумиться ли хошь ты с нами?

— Рылом не вышел, брат!

— Не под стать человеку православному с идолопоклонником поганым хлеб-соль водить!..

Опять не подал вида старик, что неприятны ему грубые речи стрелецкие. И опять с улыбкой добродушного ребенка сказал всем:

— Я к тому речь свою клоню, что поборю я этого великана.

Ударилась вся кровь к лицу угрюмого стрельца. Закричал стрелец:

— Ах ты, бахвалишка! Уж и тряхну я тебя за бахвальство твое!..

— А я, — перебил Сундей, — обещал тебе: осторожно положу тебя на землю, чтобы ни одной косточки твоей не повредить.

— После бахвалиться будешь! — сердито бросил стрелец. И начал снимать с себя оружие, одежду.

Увидел тогда Тайбарей, что не обманули его глаза: длинен, да тонок стрелец. Сломать такого не много труднее, чем хорей сломать. Только бы за середину облапить...

Сам Сундей ростом не горазд вышел. Зато — плечи!.. В полтора раза шире его плечи плеч супротивника. И верит он в свою победу. Стрелец нетерпеливо кричит:

— Ну? Долго ждать тебя? [- 11 -]

— Сейчас вот...

А сам медленно вытаскивает нож из ножен, сыну отдает. Потом кожаный пояс расстегивает... Стрельцы глумятся:

— Не раздеваться ли хочешь? Сундей спокойно объясняет:

— Зачем раздеваться? Малицу, как все ненцы, на голом теле ношу. А показывать голое тело чужим людям нехорошо. Нагому бороться тоже несподручно. Надо только потуже пояс стянуть. Пояс не затужить — брюхо болтаться будет, будет борьбе мешать.

И начал туго-натуго пояс стягивать. А стрелец из себя выходит:

— Кончишь когда-нибудь?

— Кончил уж...

У крыльца съезжей (в остроге) избы образовали стрельцы да служки воеводства круг, и началась борьба. Сам воевода вышел на крыльцо — взглянуть на поединок.

Стрелец рванул Сундея за плечи.

Сундей качнулся к стрельцу. Уперся головой ему в грудь. Да так крепко, что дух у стрельца сперся.

Разозлился стрелец. Оттолкнул Сундея. Начал порывать вправо, влево...

Плечами Сундей пошевеливает, а ногами — ни с места! Как прикован к земле!..

— Крепок, как пень смоливый! — сказал воевода про Сундея.