Тимофей Синицын (Пэля Пунух) - Стрела восстания

И вот Федор Афанасьев, сын боярский, очутился в Пустозерском остроге воеводою.

Михаил Федорович предписывал вновь назначенному воеводе:

«А приехав в город Пустозерск, воевода должен, вызвав ясачных людей человека по два от каждой волости, принять их в съезжей избе и самому быть в то время и служилым людям в цветных платьях и с оружием. Когда же ясачные люди сойдутся, то сказать им от царя Михаила Федоровича жалованное слово:

«...преж сего вам, самоядцам, в Пустозерском городе от воевод, от голов и от приказных людей, от боярских детей, от казаков, от стрельцов и от их братии новокрещенных... было небрежение, налоги и продажи великие... Брали с вас ясак с прибавкою, не по государеву указу, и тем самым корыстовались, а воеводы того не берегли и суда прямого не давали, и сами воеводы делали им продажи и убытки, брали поминки и посулы... И теперь государь во всем вас — самоядцев — пожаловал: велел давать суд праведный, сыскивать накрепко, чинить вам [- 27 -]

суд, делать оборону и во всем велел вас — самоядцев — беречь, чтоб вам насильства, убытков и продаж ни от кого не было, и вы б — самоядских родов люди — были в его царском жалованье, во всяком покое и тишине без всякого сомнения» 1 . Другой указ предлагал:

«...Каждогодно и накрепко сыскивать ясачных людей, чтоб в избылых никого не было; сыскивать русскими и ясачными людьми... Первые, русские, должны показать о числе ясачных людей в известной волости по крестному целованию, а вторые по шерти (по клятве)».

Федор Афанасьев с великим усердием начал проводить в жизнь эти указы. Воспользовавшись приездом первых шести старых ненцев с ясаком, он разлился перед ними хитрой речью, прикинувшись человеком недалеким.

— Допрежь сего воеводы делали вам продажи, обиды и тесноты великие. Ваших нужд воеводы не рассматривали. Управы меж вами прямой не чинили. Посулы и поминки с вас брали и их продавали... Ныне не будет так с вами! Царь-государь Михаил Федорович строго-настрого заказал мне: обиды и тесноты никому из вас не чинить, а со всякого взыскивать по справедливости. И на том я крест целовал государю, и целования того не нарушу! Буду для всех самоядцев словно бы отец родной, а вы — мои детки. Всем самоядцам так вы об этом и оповестите.

Шесть ненцев-стариков слушали речь воеводы стоя. Делали вид при этом, что по-русски не понимают. И толмач повторял им каждую фразу воеводы по-ненецки. Тогда они поддакивали:

— Так, так! Все так и было! Правду, правду сказываешь!

Все шестеро перевидали много воевод на своем веку. И знали: каждый воевода говорит то же, что и этот вот. Знали и то, что воевода не сидит на воеводстве больше одного-двух годов. Редкость, чтобы просидел воевода три-четыре года. [- 28 -]

И причины смены воеводы, как и речи новых воевод, были всегда одинаковы: каждого воеводу снимали - за насилия, за корысть, за кривой суд.

Поблагодарив воеводу за милость государя Михаила, они лукаво переглянулись и молча согласились между собой попытать воеводское сердце и воеводский ум. Один попросил разрешения задать вопрос воеводе.

— Ныне не будет так, как раньше было? — спросил ненец.

— Не будет! Говорю вам: на том я крест государю целовал. Неужели целованье крестное нарушу?

Все шестеро закричали:

— Хорошо, хорошо! Совсем опять хорошо ты сказываешь! Только... в одном нас сомнение берет...

И, прикрыв веками глаза, чтобы насмешки не выдать, заскребли в немытых от рождения головах.

— В чем же сомнение?.. Напрямик, не таясь, говорите обо всем: отвечу вам, как государев указ мне предписывает.

— За глупое слово не будешь в обиде на нас, стариков?

— Сказал: не буду!

— Так, так... Благодарим!.. — И опять усиленно заскребли в головах.

— Ну... что же вы молчите?

И тогда все вдруг, каждый по-своему, прокричали одну и ту же мысль:

— Бывает разве, что волк оленя родит?

— Неужели из яйца куропатки гуся можно выпарить?

— Бывает ли так, что солнышко от заката на восход пойдет?

— Бывает ли такой песец, который бы мышей не ел?

Даже привычный к резким гортанным звукам ненецкого языка толмач зажал уши, а воеводу прямо-таки страх за сердце взял. Так вот и чудилось воеводе, что съезжая изба переполнилась клекотом птиц, голосами зверей.

— О чем они кричат? Что с ними стало? — спросил перепуганный воевода у толмача.

Ненцы, выкричав, что нужно было, сделали каменные лица. [- 29 -]

Хитрый толмач успокоил воеводу:

— Языку они, вишь ты, у птиц да зверя, видно, обучались. Потому и кричат по-дикому.

— А о чем кричат-то они?

Ухмыльнулся толмач: сам захотел повыведать характер воеводы.

— А они, — говорит воеводе, — кричали про то, что как волку оленем не бывать, так и воеводе — отцом ненцев.

Из красного бурым сделалось лицо воеводы. Кулаком по столу — трах!

— Да я вас, погань самоядская!.. Сгною!..

— Зря на глупые слова дикарей сердишься, — вступился толмач за ненцев. — Али от дикаря разумное слово услыхать хошь?

Одумался воевода. Продолжать разговор, однако, не смог. Махнул ненцам рукой:

— Идите! О царской милости всем самоядцам передать не забудьте!

— Благодарим, благодарим! — закланялись, заулыбались ненцы, выходя.

За ними вышел толмач: — По лисице с вас.

— За что?! — изумились все шестеро.

— А кто от битья вас спас? Не я?

Грустно переглянулись ненцы: «ненец в Пустозерском остроге что рыба в мотне: куда не кинься — нет выхода». И сказали:

— Ладно. Ясак привезем, тогда тебе по лисице дадим.

А воевода в это время кричал перед подьячим:

— Вот поганцы! Рожи немытые! Государь жалует их милостями... Я с ними разговариваю как с добрыми людьми, а они что отмочили! Хитры!.. Ну, да не я буду, что не согну этих дикарей в бараний рог! Надо мной глумиться вздумали! Запиши их прозвища. На будущий год они заплатят богатые поминки мне. Вот тогда я погляжу — до насмешки ли будет им?.. Да... Забыл совсем про клятву-то. Верните их! Верните всех!..

С понурыми головами вернулись ненцы в съезжую. Думали — наказывать воевода будет. [- 30 -]

Воевода встретил их криком:

- Говорите, богомерзкие хари, кого знаете из тех,

что от ясака укрываются? Замотали ненцы головами:

- Не знаем таких! Никого не знаем! Все, кого знаем, все ясак платят.

— Возьми клятву с них! — приказал воевода толмачу.

Это было не страшно. Давать клятву, выслушивать речи нового воеводы — это проделывалось за последнее время чуть ли не каждогодно. Ненцы привыкли к этому, приспособились. Понимая, что толмач не знает всех тонкостей ритуала клятвы, они отступали от ритуала и, таким образом, делали для себя клятву недействительной.

— Помните, немытые рожи! — стукнул по столу кулаком Федор Афанасьев. — Ежели дознаюсь, что наврали вы мне, — в темницу на цепь посажу!.. Ступайте! А на будущий год привезите мне поминки вдвое против