Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

— Да, теперь столкнемся лицом к лицу, — проговорил Логунов.

Оба задумались.

В последнюю встречу офицеры долго сидели у окна. Был вечер. Электрические фонари на улицах горели вперемешку с керосиновыми. Далеко, в гарнизонном собрании, играл оркестр.

Неведомский рассказывал, что Ленин в феврале и марте в женевском клубе большевиков организовал дискуссию по вопросу о партийной работе в войсках; рассказывал капитан о Третьем съезде партии, о работе большевиков Закавказья под руководством Кобы, о лозунге вооруженного восстания.

— Что же нужно делать прежде всего, Федор Иванович?

— Сплотить передовую часть царского войска, создать в ней крепкую революционную организацию и сделать так, чтобы она перешла на сторону народа.

— В Питер страшно хочу, — сказал Логунов, — Я, Федя, выписываюсь на днях.

Но только в начале октября Логунов в последний раз прошелся по палатам госпиталя и вышел вместе с Ниной на улицу.

Из открытых окон госпиталей высовывались раненые, переговариваясь с прохожими, чаще всего солдатами. Китайцы-мальчишки продавали газеты и журналы.

Логунов и Нина медленно шли по городу, вдыхая ясный, сухой осенний воздух.

Вот домик в саду, напоминающий дачу.

Узкая дорожка среди высоких, сейчас цветущих «золотых шаров».

В домике, с виду тихом, Логунов застал много людей. В столовой, на стульях, у стола и на диване, сидело человек десять — судя по форме, служащих Китайской Восточной железной дороги, телеграфа и просто цивильных, в пиджаках и галстуках.

На приход Логунова не обратили внимания.

Говорили о харбинской злобе дня: о нежелании местных военных властей демобилизовать запасных.

— Ну и пусть, — горячился высокий телеграфный чиновник, — пусть не отпускают: своими безобразиями они создадут среди солдат такое возбуждение, что лучшего и не придумать! Страна и народ находятся сейчас в таком состоянии, что любая мера властей предержащих идет на пользу революции.

— Позвольте, — воскликнул путеец, — я не согласен с вами! Мы не можем относиться с таким индифферентизмом к безобразиям! Люди рвутся домой, дома у них черт знает что делается…

Вошел Горшенин, увидел Логунова и Нину, позвал за собой.

— Здесь все свои, — сказал Горшенин, открывая дверь в небольшую комнату.

Грифцов, Неведомский, Хвостов!

— Прибыл в ваше распоряжение, — тихо отрапортовал Логунов.

— Усадить раненого в кресло! — Грифцов освободил кресло от книг, — Вот сюда, Николай Александрович!

— Но я уже здоров.

— Без разговоров! Сестра Нефедова, воздействуйте на него… И вот надо помнить, товарищи, слова Энгельса: «Восстание в такой же мере искусство, как и война». Если революция не станет массовой и не захватит самого войска, тогда, товарищи, не может быть и речи о серьезной борьбе. На съезде партии Миха Цхакая сказал: солдаты многих полков на Кавказе «заразились революционной бациллой». Офицеры зачастую отказываются командовать отрядами при подавлении стачек. За последние месяцы страна прошла огромный путь. Кратко его хотелось бы охарактеризовать так: от спячки к стачке, от стачки к вооруженному восстанию. Товарищи, забастовал весь московский железнодорожный узел! Мы накануне всеобщей железнодорожной забастовки!

В Чите забастовали телеграфисты Забайкальской железной дороги, к ним примкнули железнодорожники, правительственная почта, телеграф. Рабочие организованными колоннами направились к складам оружия. Солдаты охраны решили не мешать рабочим. Отличное развитие событий! Вдруг появляется подполковник Шпилевский, кричит, угрожает, командует. Солдаты растерялись, подчинились ему, оцепили склады и в стычке с рабочими Шпилевский застрелил слесаря Кисельникова.

А если бы солдаты не подчинились Шпилевскому, а присоединились к рабочим, что было бы тогда?

Солдаты, армия!

Но даже при поражении рабочих подъем революционных чувств в Чите нарастает.

Завтра в Харбине забастуют телеграфисты китайского телеграфа. Забастовка экономическая: телеграфисты хотят, чтобы их службу признали правительственной, чтоб за выслугу лет платили пенсию! Но в любой момент телеграфисты перейдут к политическим требованиям.

Стачечный комитет Харбина должен суметь эту забастовку превратить во всеобщую и устранить управляющего дорогой Хорвата.

Логунов сидел в своем кресле без движения.

Ему полагался трехмесячный отпуск. Лететь, нестись в Питер, туда, в центр событий!

Грифцов угадал его мысли и, когда разговор перешел на конкретные задачи местной организации, сказал:

— А вас никуда не отпустим. Здесь армия, запасные, познавшие великий опыт войны, те, кто должен помочь пролетариату решить судьбу России.

— Конечно, я останусь! — воскликнул Логунов, хотя только что ему казалось, что он ни за что не останется.

Как некогда в Мукдене, Логунов прожил несколько дней в этом домике, напоминавшем дачу.

Понемногу он стал понимать, как строит партия свой организм.

Он узнал, что дивизия есть район работы, а полк — подрайон, что во главе района стоят организатор района, секретарь и пропагандисты. Роль каждого из них ответственна, особенно секретаря, который хранит членские списки, деньги, ведет и хранит протоколы районных собраний.

— Еще вот что нам необходимо, — говорил Грифцов, — необходимо иметь постоянное собрание агитаторов и пропагандистов! Необходимы литературная комиссия и техническая группа. Техническая группа у нас мала. Везде работа ее трудна и сопряжена с большим риском, в условиях же армейских — тем более.

Логунов слышал новые имена, по-видимому вновь приехавших революционеров, а может быть, членов местной группы.

Грифцов спросил Логунова, не хочет ли он поработать пропагандистом.

Предложение обрадовало Логунова, но ему показалось, что он не справится с делом. Ведь пропагандист должен говорить так, как говорит Антон или Неведомский. А для того, чтобы говорить так, надо знать все то, что знают они.

— Я могу говорить только об одном — о солдатской доле, о солдатской нужде да о наших военных неудачах.

— Отлично. Как раз то, что нужно, не правда ли, Леня? Именно с солдатской доли и нужно начинать разговор с солдатами.

Логунов стал разрабатывать с Горшениным пропагандистские темы. Работа предстояла обширная. Только вначале можно было ограничиваться разговорами о солдатской доле. Время требовало широкого и быстрого ознакомления членов солдатских кружков с революционной ситуацией страны. Ведь члены кружков должны составить ядро революционной армии. В нужный момент они захватят командование взводом, ротой, батальоном. А к этому их нужно подготовить.

— Но во всякой подготовке требуется постепенность, не так ли? — говорил Горшенин. — Самое скверное — человека оглушить. Для безболезненного внутреннего роста солдату нужно сначала читать революционную, хотя и безусловно легальную литературу. Затем литературу, дающую конкретные указания, каким образом свергнуть существующий строй, и наконец литературу, которая пробудит в солдатах классовое сознание. Трудное, мой друг, но важнейшее дело. Сверх всего, необходим устав военной организации. А устава нет, потому что и организации-то еще нет. Тут, Николай Александрович, мы с вами упираемся в серьезное препятствие. Но большевики это препятствие преодолеют, военную организацию мы создадим, а устав уж и тем более.