Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

Позиция была правильная, Хит одобрял ее всем сердцем, но не опасная ли? Что, если русские разгадают игру?

Тем временем общественное мнение все более настраивалось в пользу России. О русских стали писать дружественные статьи. Много писали о Витте, которого как финансиста уважали в американском деловом мире. Кроме того, все думали, что Витте, сатрап русского царя, будет важен и недоступен, а он оказался совершенным демократом. Это обнаружилось сразу: вез его по Америке специальный поезд; на конечной станции Витте прошел к паровозу и лично поблагодарил машиниста, крепко пожав ему руку.

Никто не ожидал подобного поступка, только один фоторепортер, случайно в этот момент оказавшийся около паровоза, запечатлел рукопожатие. Фоторепортер был малоизвестный, газетка его тоже была не первой важности, но этот снимок дал фоторепортеру известность, а газетке — миллионные тиражи. По всей Америке прошумела фотография, вызывая дружеские чувства к посланцу России.

Печатали слова Витте, который, ступив на американскую землю, прежде всего выразил радость по поводу того, что ступил на землю страны, которая всегда была в дружбе с Россией.

Печатали подробно о каждом шаге Витте, и оказывалось, что все его шаги были чрезвычайно интересны, потому что Америка настолько понравилась русскому уполномоченному, что он не мог сдерживать свои чувства и поминутно восхищался всем американским.

Витте предложил заседания конференции сделать открытыми. Правильно, по-настоящему, по-американски! А японцы запротестовали, испугались, что требования их станут известны.

В газетах появились новые статьи, авторы их спрашивали: кто такой Витте и кто такие русские? Русские, в конце концов, родственны американцам по крови, по культуре, единые по религии. А японцы кто? Цветные. Только и всего.

О японцах, главе делегации министре иностранных дел Комуре и маршале Ямагате, писали скупо. И в этой скупости было осуждение. Японцы вели себя гордо: ни с кем не общались, ничем американским не интересовались, они были победители, они были японцы! Они не хотели понять, что в мире сместились представления, что их важность и неприступность не восхищают культурный мир, а вызывают неприязнь и осуждение.

Кабинет Витте в гостинице помещался в застекленном фонаре. Все, кто хотел, могли видеть, как работает русский уполномоченный. Постоянно на улице стояли толпы людей, щелкали кодаки. Витте часто отрывался от бумаг и приветливо улыбался. Когда он выходил на улицу, у него просили автографы, и он любезно расписывался в альбомах.

Переговоры начались и зашли в тупик. Передавали восклицание Комуры на одном из заседаний. Комура воскликнул, обращаясь к Витте:

— Я удивлен: вы говорите как победитель!

Витте скромно ответил:

— Здесь нет победителей, потому нет и побежденных!

Хорошо ответил цветным!

Японцы требовали Корею, Ляодун, Южно-Маньчжурскую железную дорогу, копи, Сахалин, два миллиарда контрибуции, ограничения русских военных сил на Тихом океане и выдачи японцам всех судов, интернированных в нейтральных портах.

На требования японцев Витте отвечал односложно: Сахалина не дадим, мощи не ограничим, военных судов из нейтральных портов не выдадим, о контрибуции не может быть и речи.

Русские не боялись продолжения войны, это было ясно.

Хит по нескольку раз в день встречался со своим другом. Он узнал, что крайне встревоженный Рузвельт — конференция могла кончиться ничем, а продолжение войны сулило Японии катастрофу — принимал все меры к тому, чтобы заставить Россию уступить. Он передавал царю послания, обращался к кайзеру, англичанам и французам с просьбой подействовать на позицию царя.

Но дело не подвигалось. Все второстепенные вопросы сразу же были разрешены на конференции, а на главные японские требования — уплатить контрибуцию и отдать Сахалин — русские не соглашались.

Хит, который, как и Рузвельт, страстно желал мира, тем не менее чувствовал страшное раздражение против японцев. Они и так получали бесконечно много. И так Россия согласилась черт знает на что!

По письмам из Японии он знал, что там боролись две партии. Партия Ито настаивала на соглашении, военная — требовала русской земли и контрибуции, и, если Россия не примет хотя бы одного пункта, — война!

«Можно ли военных назвать умными людьми? — думал Хит. — На что они надеются?» Он знал о катастрофическом положении страны. Японцам нечего было и думать о продолжении войны: армии неоткуда было черпать пополнений, финансы и хозяйство держались на волоске — на уверенности, что русские побеждены. Но если окажется, что война только начинается, неизбежен моральный и материальный крах.

Однако, зная это, японцы не хотели отказаться ни от контрибуции, ни от Сахалина. По-видимому, надеялись на Рузвельта. Действительно, президент принимал все меры к тому, чтобы добыть для японцев Сахалин, отрезая, таким образом, Россию от Тихого океана.

Хиту стал известен разговор Рузвельта с членом русской делегации.

— Японцы, — сказал Рузвельт, — заняли Сахалин и все равно не уйдут оттуда, поэтому лучше уж добровольно отдать им этот остров. Мы, американцы, тоже сидим в Панаме и не уйдем.

Русский представитель ответил просто:

— Россия не Колумбия.

Да, Россия не Колумбия.

Несмотря на многократные отказы русского правительства даже говорить на тему об уступке японцам острова, президент продолжал обращаться к царю. Теперь он выдвинул новый аргумент: в России назревает революция, нельзя продолжать войну, миритесь с японцами на тех условиях, которые они предлагают, обратитесь к устройству внутренних дел. Он говорил об этом тем более горячо, что революция пугала его самого.

Он затронул больное место русского правительства и русского царя. Николай согласился на компромиссное японское предложение — разделить Сахалин. Согласился в тот самый день, когда японцы, напуганные твердостью русской делегации, решили отказаться от своего требования. Инструкция об этом уже была послана в Портсмут.

Однако царь опередил японцев.

Мир был подписан.

Хиту удалось пробраться в церковь, в которой американцы благодарили бога за благополучное завершение своей миссии. Япония спасена! Уцелела, несмотря на глупую гордость военных. Уцелели американские капиталовложения и надежды грабить Маньчжурию.

Витте стоял у алтаря. Все могли видеть его, возведшего очи горе. Началась торжественная процессия: духовенство всех христианских исповеданий шествовало, служило, молилось, благодарило бога. Общее моление возглавил нью-йоркский епископ, благодарственный гимн за ниспослание мира пели католики, православные, протестанты, кальвинисты… Казалось, обрушатся своды храма.