Алексей Котенев - Грозовой август

— Не знаю, что мне с тобой, несуразным, делать? — сказал Русанов и покачал головой. — Наказать надо бы за самовольство.

— Наказать? — обрадовался почему-то Посохин. — Что же, паря, пужать-то меня, пуженого? Тем более гауптвахты походной у нас, кажись, нет. На кухню, однако, пошлете без очереди? О чем тужить-то? Я и без того день авансом отработал. Теперь сызнова пойду. Мне ночь не поспать — ничего не стоит. Я тягушшой... Разрешите?

И Поликарп побрел к батальонной кухне. Глядя ему вслед, Викентий Иванович тихо сказал взводному:

— Вот и пойми без соли нашего Поликарпа. Некоторые думали, в Чегырку он побежит, а он — в свой батальон.

Иволгин понял, в чей огород брошен камешек. Да, не раскусил он сразу этого нескладного Посохина, обмишулился. Подошел момент, и неожиданно обернулся Посохин совсем иной стороной. Подумать только, несуразный Поликарп, которого и представить трудно было без железного ведра, сам притопал на передовую! И даже не видит в этом ничего особенного. Наоборот, виноватым себя чувствует. Посопел трубкой и поплелся на кухню чистить картошку — искупать вину!

На пятые сутки, в знойный полдень, батальон капитана Ветрова подходил к месту назначения. Впереди показался степной городок с круглыми приземистыми юртами. Около него голубела река Керулен — будто оброненный пояс степного богатыря.

— Вода-а! — покатилось по колонне.

Солдаты прибавили шагу. Вот и пологий берег реки. Вдоль берега выбеленные солнцем палатки, автомашины. В стороне паслись бурые от пыли бараны, а над ними возвышался задумчиво жевавший жвачку верблюд. Дальше протянулся длинный ряд самоходок, виднелась такая же плотная линия тридцатьчетверок. Это и была гвардейская танковая бригада полковника Волобоя, в которую должен был влиться бутугурский батальон.

Дошли, теперь можно и отдохнуть. Сеня Юртайкин окинул любопытствующим взглядом одиноко стоявшую у берега тридцатьчетверку, около которой возились танкисты в замасленных комбинезонах, кивнул дружкам, направился к машине.

— Привет нашим единокровным братьям-танкистам! — выкрикнул он.

— Привет, коли не шутишь, — сдержанно ответил один из танкистов. Он вытер ветошью руки, спросил с упреком: — Что же вы без нас с японцами не управились? Пришлось ехать на выручку — за тыщу верст киселя хлебать.

— Вот те раз! — удивился Юртайкин. — А нас прислали вам на выручку. Идите, мол, хлопцы, выручайте танкистов, без пехоты они ни туды и ни сюды.

— Бойка на язык пехота, — сказал танкист. — У вас все такие резвые?

— Нет, через одного, — ответил Юртайкин и еще раз оглядел танк. Машина показалась ему громадной. На башне полустертая надпись: «Бесстрашный», а на стволе орудия десятка два красных звездочек. — И сколько ваш гнедой берет на свою спину личного состава? — деловито справился Сеня.

— Таких, как ты, две дюжины, — сострил танкист.

— А таких, как я? — пробасил, подходя, Забалуев.

— О! Таких, пожалуй, столько не осилит.

— То-то, едрена мышь! — ухмыльнулся Юртайкин. — У нас, брат, есть любого калибра. Одно слово — царица полей!

— А ну, царица, полей-ка мне на руки водички, — танкист протянул Сене котелок. — А то и поздороваться с таким веселым неловко.

— Пожалуйста, мы не гордые. — Сеня взялся выдавать свой репертуар. — Чего для вас? Фунт лаптей, аршин сахару?

— Дает дрозда пехота!

— А как же? Чай не лыком шитые, не левшой сморкаемся.

— Вятский он у нас, чо с него взять? — пояснил Посохин. — Они большими не растут.

— Он вятский? — обрадованно воскликнул вынырнувший из-под танка чумазый крепыш. — Братцы, так мы же земляки! Я сам из Саратова.

И, раскинув ухватистые руки, кинулся обнимать «земляка».

— Расписал ты его, Гиренок, не потеряется! — потешались танкисты, глядя на измазанного Сеню.

Но Юртайкин не обиделся.

— Славяне, я почти гвардеец! — заявил он, приняв горделивую позу. Потом достал из вещмешка балалайку, ударил по струнам.

— Этот нам подойдет, ей-ей! — заключил Гиренок, исчез в танке и тут же появился с аккордеоном.

К танкистам подошли Ветров и Русанов. У танка появился рослый, крутоплечий старший лейтенант с широко расставленными глазами — командир танкового взвода Хлобыстов.

— Комбрига сейчас нет, уехал с начальником штаба к монгольским властям, — доложил он и повел офицеров к штабному автобусу.

Свой мотострелковый батальон, рассказал Хлобыстов, бригада оставила под Братиславой — охранять послевоенную Европу. Выяснилось далее, что бригада эта знаменитая, а ее командир — гвардии полковник Волобой — спас когда-то Знамя части. За рейд под Яссами бригада получила четвертый орден, а комбриг Золотую Звезду.

Андрей Хлобыстов, как узнали потом бутугурцы, воевал на собственном танке. Старший брат Хлобыстова Степан командовал в начале войны этой бригадой и геройски погиб под Брестом. Андрей в то время учился в танковом училище. Их отец купил на свои сбережения танк, попросил вручить его младшему сыну и направить в часть, где воевал Степан.

Ветрову хотелось поскорее увидеть героя Ясско-Кишиневской операции и торжественно представиться. «Бери, герой, под свое начало батальон — не ошибешься!» Но представиться так не удалось. Произошло все буднично и просто. Неожиданно подкатил виллис, из него вышел ладно сложенный полковник и, закинув за спину руки, направился к штабному автобусу. Это и был командир бригады. Плечи у него широкие, грудь плотная, золотая звездочка не качалась, будто врезалась в гимнастерку. Увидев приготовившегося к докладу Ветрова, он бросил стоявшему у виллиса низкорослому полковнику в золоченых очках:

— Начальник штаба, принимай пополнение! — Комбриг пожал им руки, испытывающе прищурился. — Очень хорошо! Вовремя прибыли! — и пригласил всех в свою палатку.

Здесь стояли складной накрытый газетой стол, алюминиевая походная кровать. На тумбочке лежал объемистый русско-монгольский словарь. Пока Ветров докладывал Волобою о состоянии батальона да высказывал соображения о том, как поскорее научить автоматчиков взаимодействовать с танками, Викентий Иванович пытался определить, что представляет собой их новый начальник, сколько ему лет. Судя по закинутым назад седоватым волосам, ему можно было дать сорок, даже с хвостиком. Но живые черные глаза с насмешливым прищуром молодили полковника по меньшей мере лет на десять.

Волобой с удовлетворением отметил, что бригада теперь в полном составе. Нет одного Туманяна, начальника политотдела: остался в читинском госпитале долечивать фронтовую рану. Ветров ждал, что комбриг скажет: «Теперь можно и наступать». А он озабоченно посетовал:

— Прямо запарились мы тут без вас. И профилактика, и землянки надо строить. А рабочих рук — раз-два и обчелся.