Валерий Осипов - Факультет журналистики

Кто-то вошел в гостиницу.

— Места есть? — спросил простуженный голос.

— На потолке, — ответил дежурный.

— А где же спать-то?

— А я почем знаю? У начальства своего спрашивай, которое вас сюда посылает.

— Хоть бы затопили скорее ваш Ставрополь. Не город, а недоразумение.

— Затопят, не волнуйся. В свое время затопят.

— Триста километров сегодня с утра проехал. С двумя прицепами. Трубы для земснарядов привез, а ночевать негде.

— Людей гонют, технику волокут, а условий не создают, — ворчал дежурный. — Нешто это правильно? Не по-божески это. Сперва условия надо строить, а потом уж плотину.

«Записать бы эту фразу, — подумал Тимофей. — И вообще, хорошо было бы законспектировать весь разговор. Готовый диалог для корреспонденции о бытовых условиях строителей гидростанции… «Законспектировать»! — усмехнулся тут же Тимофей. — В университете, что ли? На лекции у Друга Человечества Эраста? Или у Одуварда?»

За спиной групкомсорга Голованова храпел Пашка Пахомов.

«Вот дьявол неприхотливый, — подумал Тимофей и даже позавидовал Пашке. — Привык на своей дурацкой кафедре физкультуры ко всяким лошадиным запахам — ему и здесь нипочем. А тут ворочайся с боку на бок».

— Слышь, отец, — снова раздался простуженный голос у входа, — закурить не найдется?

— Некурящий.

— Ладно, в машину пойду спать…

— Замерзнешь.

— Движок включу.

— Угоришь от газов-то.

— Стекло опущу. Перетерплю.

— Ладно, чего там в машину — бензин жечь государственный… Иди сюда ко мне, в дежурку, ложись на пол под стол. Только осторожно — у меня тут две женщины с ребенком спят… Аккуратнее ступай сапожищами… Лег? Ну, спи.

Когда Тимофей проснулся, рядом уже не было ни одного человека— он один лежал на полу. Тимофей сел и оглянулся — Пашка Пахомов стоял около окошка дежурного администратора.

— …поэтому какая у нас тут может быть жизнь? — говорил все тот же небритый дежурный администратор. — Мы уже и Ставрополем перестали называться, а просто Порт-город. Вся жизнь наверх ушла, в Соцгород. А у нас тут кто остался? Одна шелупень. Скоро забудут, как и место это раньше звали.

— А вот скажите, пожалуйста, — вкрадчивым голосом спросил Пашка Пахомов, — кто у вас тут на строительстве лучшим экскаваторщиком считается?

— Экскаваторщиком? Мячев Володька, кто же еще. Он с Волго-Дона к нам приехал, еще там большим человеком стал А здесь уже развернулся на всю катушку — дешевле всех вынимает один кубометр грунта. К нему министры приезжают, ему премии дают, на Доске почета висит, с первого места не слезает. Сурьезный мужик, хваткий.

— А как бы найти этого Мячева? — интересовался Пашка. — Где он живет?

— А живет он на том берегу, в Жигулевске. Там и работает, котлован роет. В Жигулевске все главные дела по строительству идут.

— А вообще-то Ставрополь хороший город был? — не унимался Пашка, — Красивый? Ну, скажем, летом?

— Летом здесь одна пыль была да комары с мухами.

— Ну, а раньше, — не отставал Пашка от дежурного, — в старые времена?

— В старые времена здесь только церковь была. Еще бревна здесь из Волги вылавливали, дома из них катали и прямо тут же на берегу ставили. Уездный был городишко. Богу молились, семечки грызли, ворон в небе считали. Капустой кислой тут кругом пахло.

…Утренний Ставрополь разительно был не похож на вчерашний, вечерний. На улицах было тихо, дома спали, только из печных труб поднимался кое-где легкий дымок. Ярко, морозно белели на солнце снега, пахло сырой древесиной, свежим навозом. Где-то в стороне шумели на дороге машины, долетали лязгающие металлические звуки. Обветшалая колоколенка одиноко торчала над серыми крышами.

В чайной напротив гостиницы наскоро съели по винегрету, котлете, выпили по стакану горячего, обжигающего чая.

— Какой маршрут на сегодня? — спросил Тимофей.

— Есть предложение съездить в Соцгород, — сказал Пашка. — А вообще-то на тот берег надо пробираться.

На автобусной остановке топталось несколько человек. Подошла крытая, обитая фанерой полуторка с металлической стремянкой на заднем борту. Это и был местный автобус, курсирующий по маршруту Ставрополь — Соцгород и обратно.

Минут через сорок, поднимаясь все время по серпантину дороги вверх, приехали в Соцгород. Тимофей и Пашка выпрыгнули из кузова, и сильный смолистый запах, идущий от множества новых, недавно построенных и обшитых белым еловым тесом одинаковых двухэтажных домов, повеял на них вместе с запахом морозного чистого снега.

Соцгород в отличие от мрачного серого одноэтажного Ставрополя был принципиально двухэтажным населенным пунктом. Все дома были трогательно похожи друг на друга, как близнецы. Казалось, что их сложили из одних и тех же кубиков детского деревянного конструктора: окно над окном, над ними крыша, над крышей труба, а из трубы дым. Словно рука юного художника нарисовала все эти незатейливые строения и беспорядочно разбросала их среди зеленых сосен и елей… И громкая задорная музыка из висящих прямо на деревьях репродукторов. Новый город стоял в лесу без церкви, без барахолки, без вросших в землю амбаров, без мрачных ставропольских изб-крепостей с медвежьими воротами и паутиной серых покосившихся заборов, змеившихся вокруг огородов и садов.

Пашка и Тимофей до самого обеда ходили по городу. Зашли даже в новый детский сад, где щекастые люди в передниках и фартуках с петухами и зайцами тонкими жалобными голосами разучивали жизнерадостную песню.

В два часа дня сделали перерыв, опять наскоро перекусили в столовой и отправились на автобусную остановку, чтобы ехать на другой берег Волги, в Жигулевск.

Снова пришел местный «автобус» — крытая фанерой полуторка (пока стояли на остановке, узнали, что ее здесь называют «душегубка»), Пашка и Тимофей влезли в кузов и покатили по ледовой дороге через Волгу.

Река лежала запорошенная снегом, мертво схваченная льдом. Дул сильный ветер, мела поземка, вольные речные метели, зло завихряясь, гонялись, друг за другом, в щели между фанерными листами сыпался снег. Постепенно белое марево окутало дорогу, стало темно и холодно. У Пашки, обутого в сапоги (в Москве он не успел найти валенки), начали мерзнуть ноги. Пашка сначала сжимал и разжимал пальцы, а потом начал стучать подошвами сапог о днище кузова. Не помогало. Ноги мерзли все сильнее и сильнее.

— Слышь, парень, — тронул кто-то Пашку сзади, из темноты за плечо, — на-ка вот, возьми газетку. Разуйся, оберни ноги, теплее будет.

Пашка стащил сапоги, разорвал пополам газету, накрутил ее, как портянки, на шерстяные носки, снова обулся. Действительно стало теплее.

— Спасибо, — обернувшись, сказал Пашка в темноту.