Берды Кербабаев - Капля воды - крупица золота

Впрочем, и дома нельзя было спрятаться от тех, кто нуждался в совете и помощи Бабалы.

Только он и Нуры принялись за еду, как в комнату вошел Мухаммед, работавший сейчас со своей бригадой поблизости от Рахмета.

Едва дождавшись, пока закончатся взаимные расспросы о делах, о здоровье, Нуры хлопнул в ладоши:

— Начальник! Обед хорош — но чего-то нам, по-моему, не хватает…

— Чего тебе может не хватать, Нуры-хан, при твоем-то богатырском здоровье?

— Вай!.. Ведь не каждый день мы встречаемся с Мухаммедом.

— Ну?!

— И не каждый день дано тебе расставаться с любимым шофером!

— Ясно, Нуры. Можешь не продолжать. Но давай договоримся: мы чокнемся пиалами тогда, когда ты, как знаменитый скреперист, попадешь на Доску почета.

Нуры скорбно вздохнул:

— Ясно. Чует мое сердце, мы чокнемся вином из того винограда, который вырастет на земле, орошенной водами Большого канала. Ладно, подождем. Я терпеливый — если уж столько езжу с Бабалы-ага…

— Дай бог, чтобы вода в канале не иссякла так же, как болтовня Нуры! — отпарировал Бабалы и повернулся к Мухаммеду: — Что там у тебя? Неспроста ведь, наверно, пришел.

— Угадал. Мне срочно требуется экскаваторщик.

— Так… Не успел я найти скрепериста, как понадобился экскаваторщик. М-да… Но ведь бригада у тебя, по-моему, полностью укомплектована?

— Была. Но мне пришлось уволить Ивана Филипповича.

— Того самого, с претензиями?

— Ну да. Рвач он ненасытный. Мало ему денег, которые он зашибает на экскаваторе, — мошенничеством занялся. То лишний час, то лишний кубометр себе припишет. Ну, я его — по рукам. Ему это не понравилось, он отправился в Карамет-Нияз, надеясь, видно, что там бригадиры покладистей.

— М-да, нюх у него острый — в Карамет-Ниязе как раз не хватает механизаторов, мне только что Новченко звонил. Так что на его махинации там могут посмотреть сквозь пальцы. Экскаватор у тебя, значит, в простое?

— Пока нет.

— Кто же на нем работает?

— Я сам.

— За двоих, значит, надрываешься? М-да…

Нуры принялся убирать со стола посуду, а к Бабалы между тем пожаловал еще один гость — это был молодой джигит, смуглый, крепко сбитый, с черными, чуть косящими глазами и крупными скулами.

Остановившись в дверях, он поздоровался со всеми. Бабалы, приглядевшись к нему, сказал Мухаммеду:

— Слушай, а ведь я знаю этого парня. Только никак не могу вспомнить — откуда знаю. Тебе он, случайно, не знаком?

— Случайно — нет, а не случайно — еще как знаком! Ведь он же из нашего аула.

— Гм… Кто же это? Уж больно напоминает кого-то лицом…

Вошедший хотел было что-то сказать, но Бабалы жестом остановил его:

— Ты погоди!.. Сам хочу угадать. — Он наморщил лоб. — А, черт, не мастер я, видно, играть в юзек*!..

— Да не мучайся! — пожалел его Мухаммед, — Ты мог видеть его, лишь когда он был мальчишкой. Это Аннам Чары, внук Гандыма-ага.

Бабалы хлопнул себя по колену:

— Верно!.. Вылитый же дед!.. Видать, у меня уже склероз, не то я сразу должен был бы спросить: братец, кем ты приходишься Гандыму-ага?.. Незабвенному нашему Гандыму…

Ему припомнились далекие годы, когда сам он был еще желторотым птенцом. Он тогда часто заглядывал в кибитку Гандыма — чуть ли не самую бедную в ауле. Детей в семье была целая куча — мал мала меньше. Достатком же Гандым не мог похвалиться, семья не вылезала из нужды…

Бабалы знал, что Гандым отсек голову кровожадному Пелеч-хану, но помнил прежде всего его беззаветную доброту и отзывчивость. До сих пор звучали в его ушах слова Гандыма: «Сынок, пока мне самому не снесли голову, можешь чувствовать себя в безопасности, никто и пальцем тебя не посмеет тронуть». Так он утешал Бабалы в смутные, тревожные времена, и тот верил — если понадобится, Гандым защитит его от любой напасти. Только вот сам Гандым не уберегся, пал жертвой кровной мести: его убил и сбросил в яму сын Пелеч-хана. Убийцу судили и расстреляли — но это не могло вернуть Гандыма-ага…

Стряхнув с себя воспоминания, Бабалы обратился к гостю:

— Присаживайся, Аннам. Чувствуй себя как дома. Ты давно из аула?

— Да я прямо оттуда.

— Что там нового?.. Как мой старик живет-может?

— Да все идет своим чередом. А Артык-ага держится, как молодой джигит, право слово!

— Ты приехал поглядеть на нашу стройку?

— Да нет, Бабалы-ага, — работать. Это отец ваш меня сагитировал и добился от Тархана, чтобы тот отпустил меня из колхоза. — Аннам достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный лист бумаги, протянул его Бабалы. — Вот бумага от правления. Тут рекомендация, характеристика…

Бабалы внимательно прочитал бумагу, вскинул голову, в глазах его искрилась радость:

— Аннам, так ты, значит, шофер?

— В колхозе грузовик водил.

Нуры живо повернулся к Бабалы:

— Вот и бери его на свой «газик»! Земляк все-таки.

Мухаммед не дал Бабалы ответить, торопливо проговорил:

— Нет, нет, Нуры, ты уж не соблазняй ни Бабалы, ни Аннама… Аннам пойдет в мою бригаду экскаваторщиком, на место Ивана Филипповича. Как, Аннам, согласен? Зачем тебе легкое дело, когда есть потрудней и попочетней?

Аннам вопросительно смотрел на Бабалы. Тот погладил ладонью щеку:

— Соблазнительно, конечно, поездить с земляком… Но Мухаммеду действительно нужен экскаваторщик. Так что ты, Аннам, вовремя приехал. Ступай к Мухаммеду.

— А справлюсь? — усомнился Аннам. — Я ведь только машину водить горазд.

— Мухаммед тебя подучит. И поможет на первых порах.

Аннам замялся:

— Бабалы-ага… Я не один приехал…

— Ещё лучше! Твой товарищ тоже шофер?

— Я мать привез, Бабалы-ага!

Мухаммед хлопнул его по плечу:

— Ай, молодец!.. Бостан-эдже — находка для бригады. Примем ее, как родную… Как она готовить умеет — пальчики оближешь! — И он даже причмокнул от предвкушаемого удовольствия.

Бабалы глянул на него с осуждением:

— Ты только о своей бригаде думаешь. А каково-то Бостан-эдже придется в пустыне? Она ведь не может похвастаться ни молодостью, ни здоровьем. В отличие от твоих богатырей, которым все нипочем!

— Ты полагаешь, у меня все — богатыри? Ошибаешься. А Марина Чернова? Она к нам из Гомеля прибыла. Хрупкая, как рюмка. Уж, во всяком случае, не мастер спорта. А не хнычет, не жалуется. Пустыня ей, конечно, в диковинку. И подруг нет. Вот Бостан-эдже и возьмет ее под свою опеку. Вдвоем-то им веселей будет.

— Может, ты и прав…

Аннам робко вставил:

— Да уж пускай мама со мной будет. В бригаде Мухаммеда. Она мне так и сказала: я на вашей стройке буду там же, где ты. Мать ведь, и я у нее единственный… — Он словно оправдывал Бостан-эдже. — Сперва она и слышать не хотела ни о какой стройке. Куда, говорит, тебя несёт, или в колхозе мало работы, не пущу — и все. А как увидела, что я стою на своем, так тоже стала собираться…