Берды Кербабаев - Капля воды - крупица золота

Между тем восстановление города шло полным ходом. Муравьиными цепочками тянулись по улицам грузовики и самосвалы. Многозвучный строительный шум заполонил столицу. Отовсюду слышался стук топоров и молотков, визг пил, скрежет электросверл. И пыль стояла столбом, хотя почва в городе была в основном каменистая и песчаная.

Рабочий облик был не только у города, но и у его жителей. В то время редко можно было встретить прохожего, празднично принаряженного. Люди одевались просто, по-рабочему.

В первые же дни восстановления из России прибыли сборные дома, дачного типа, в столичную панораму они не очень-то вписывались: выглядели слишком скромно, «загородно», но зато их легко было устанавливать и жить в них удобно. Скоро они обросли садами, опоясались заборами.

Во двор одного такого дома въехал зеленый «газик» и остановился возле входа.

Из шоферской кабины вылез коренастый парень с черными, словно сливы, глазами. Щека его, до самой губы, была прорезана шрамом, оставшимся от «пендинки», и оттого казалось, будто парень все время улыбается.

Придирчиво оглядевшись, шофер недовольно нахмурился. Все вроде было в порядке: двор подметен, ветви абрикосового дерева унизаны, как бусами, молодыми плодами, плодоносили и другие деревья. Парню, однако, что-то тут не нравилось. Аккуратный дворик — но какой-то неуютный, пустынный. Душа человеческая в него не вложена…. «В пустой, мечети тоже опрятно, но какой от этого толк, если людей нет? — подумал парень. — Тоска зеленая!»

По его мнению, дому, двору, не хватало хозяйской руки.

Протирая тряпкой машину, которая и так сверкала чистотой, шофер ворчал про себя:

— Бабалы-ага тут гость, а не хозяин: заглянет ненадолго, да тут же-умчит по своим делам… Кухарки — люди наемные, сделали свою работу — и привет семье!.. Уход за домом — это еще не забота о нем. А кто по-настоящему может согреть жилье своей заботой? Только хозяйка! Точно, в доме хозяйка нужна. А Бабалы-ага тянет с женитьбой. Когда же наконец зазвенят здесь свадебные, пиалы?

В дверях, дома появился Бабалы, одетый по-дорожному: парусиновый плащ, парусиновые сапоги, на голове соломенная шляпа.

— Что ты там бубнишь, Нуры? — весело обратился он к шоферу— Размечтался о чем-то или на что-то

Нуры повернулся, к Бабалы лицом, губы его улыбались, а взгляд был хмурый.

— Ай, начальник, какое имеет значение — парю я в небесах или тону в трясине?

— Ошибаешься, Нуры. Для меня небезразлично твое настроение. Ведь ты мой верный друг и помощник, Половину своих дел я осиливаю только благодаря тебе!

Нуры выпрямился, теперь уже по-настоящему улыбаясь, вытер тряпкой руки:

— Это правда, начальник?

— Ты видел, чтобы я когда-нибудь врал? Ну, так о чем ты сам с собой вел столь оживленную беседу?

Нуры вздохнул:

— Не стану и я врать — о тебе, начальник, были мои думки!

— Вот как, обо мне? Чем же это моя персона привлекла твое внимание?

— Огорчаешь ты меня, начальник.

— Так… Мысли твои, значит, были критического направления. Хотя, на мой непросвещенный взгляд, тебе следовало бы думать о предстоящей дороге.

— Я и о ней думал. И вообще… о жизни. — Нуры кивнул на дом: — О доме вот этом.

— Судя по твоему тону, он тебе чем-то не по душе? Чем же?

— Пустой он. Неприютный.

— Разве я в нем не живу?

— Дом красен не хозяином, а хозяйкой!.. Ох, начальник, одна у меня мечта — поскорее услышать в этом дворе звон свадебных пиал!

Лицо у Бабалы потемнело. Нуры посыпал соль на его свежую рану. Он после разговора с Аджап не спал всю ночь, все думал, чем же мог ее обидеть, почему она вдруг ушла, не позволив даже проводить себя, пропустив мимо души его слова о скором отъезде? Лишь к утру ему удалось отогнать горькие мысли, и он стал думать о предстоящем хлопотном дне.

Нуры напомнил ему о размолвке с Аджап, и Бабалы стоял на крыльце мрачный, расстроенный.

От острого взгляда Нуры не ускользнула эта перемена в настроении хозяина, вызванная, как догадался шофер, его намеком на свадебный той. Понимая, что уж теперь ничего приятного он от Бабалы не услышит, и предупреждая попытку хозяина заговорить, Нуры, словно спохватившись, хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ах, пустая башка!.. Ну, что ты будешь делать — я ведь забыл залить масло в мотор!

И стремглав кинулся к бочонку, стоявшему в углу двора.

Бабалы остался наедине со своими думами.

Немало ударов получил он от жизни, но не считал себя невезучим, обделенным судьбой. Он знал; счастье на человека с неба не сваливается, мольбами и уговорами его тоже не заставишь прийти. За него надо бороться, вырывать его у судьбы своими руками. Все в жизни зависит от самого человека; от его ума, воли, энергии.

И Бабалы многого сумел добиться; несмотря на все препоны, стал знающим инженером-ирригатором, завоевал немалый авторитет и у добытчиков воды, и у тех, кто в ней нуждался.

Только личная жизнь у него не заладилась. По мнению Бабалы, лишь в этой области человек и был бессилен, и одно ему оставалось: ждать своего счастливого часа, уповая на судьбу.

Когда он учился в институте, перед ним было забрезжила любовь… Ему приглянулась однокурсница Ольга, ее тоже к нему потянуло, все свободное время они проводили вместе и решили уже написать родителям, чтобы те готовились к свадьбе. Но, как молвит пословица, беда таится меж бровью и глазом, сторожит человека на каждом шагу. Яркий, нежный цветок, раскрывшийся навстречу Бабалы, был смят, уничтожен злобным хазаном * — Ольга погибла во время ашхабадского землетрясения.

На тридцать пятую ступеньку своей жизни Бабалы поднялся закоснелым холостяком.

Однако если у дерева, побитого морозом, корни целы, то оно может снова зазеленеть.

Бабалы встретил Аджап, и в саду его души распустился новый цветок.

Нелегко ему порой приходилось, не всегда он понимал девушку, и то ему казалось, что счастье с ней возможно, то он впадал в уныние и горько размышлял о разнице в возрасте. Аджап бесило, когда он говорил ей об этом.

Нынче ночью он позвал ее с собой, предложил соединить их судьбы — Аджап ответила отказом.

Было отчего опустить руки… Ему казалось, что его личная жизнь, которую, как кяризные воды *, никак не удавалось до сих пор направить по нужному руслу, вошла наконец в берега… И вот снова — неожиданный крутой поворот.

Счастье в любви — зыбкое, оно, словно расплавленный свинец, не дается в руки, как бы ты его ни жаждал.

Если бы ему не уезжать сегодня, он еще мог бы на что-то надеяться.

Но впереди — дальняя дорога, сулящая разлуку с Аджап на месяцы, на годы, а может, и на всю жизнь.

Ведь в ближайшее же время его ждет не только новая работа, но и встреча с родителями. Они давно мечтают видеть сына женатым. А отец у него не кто-нибудь, а Артык Бабалы, нрав у него крутой и упрямый, уж если он захочет женить сына, так ни перед чем не остановится. Не дай бог, еще просватают его за одну из аульных красавиц… Нет, Бабалы против них ничего не имеет. Но он любит Аджап.