Иван Свистунов - Жить и помнить

— Главное — действовать быстро, смело, решительно, не давать врагу опомниться, умело владеть гранатой, штыком, прикладом.

Накануне боя солдаты дали торжественную клятву с честью выполнить свой долг, не щадить крови и самой жизни для достижения победы над проклятым врагом.

В темную ночь началась скрытная посадка на лодки, на плоты и другие подручные средства переправы. Шел дождь, дул порывистый холодный ветер. Это затрудняло форсирование, но было и на руку нашим бойцам: немцы не ждали, что в такую погоду советские войска рискнут переправляться через широкую реку.

Когда наши войска приблизились к вражескому берегу, немцы обрушили на десантников сильнейший артиллерийский и минометный огонь. Небо исполосовали вражеские прожекторы. Ракеты повисли над водой. Но наши воины смело рвались сквозь огневую завесу врага. Многие лодки и плоты были разбиты. Майор Курбатов, понимая, что сейчас решается успех всей операции, крикнул:

— Ребята! Вперед!

Подняв над головой автомат, он прыгнул в воду. Холодная черная вода старалась сбить его с ног, потащить в темноту. Но майор шел и кричал:

— Ура! Вперед!

Рядом с ним, готовый всегда прийти на помощь своему отважному командиру, шел старший сержант Петр Очерет.

Теперь уже все солдаты кричали: «Ура!» — и, обгоняя командира батальона, устремились к вражескому берегу. Холодная вода, ураганный вражеский огонь — ничто не остановило наших мужественных воинов. Но вот путь им преградили вражеские проволочные заграждения. Немцы скрытно проложили их по дну реки.

Что делать? Курбатов снял шинель, бросил ее на колючки и перебрался через них. Солдатам не надо было приказывать. Пример командира был сильнее любого приказа. И вот уже все бойцы, преодолев заграждения, достигли вражеского берега.

Теперь надо закрепиться, окопаться, удержаться. Немцы обрушили на десантников всю силу своей артиллерии. Бомбардировщики сбрасывали бомбы. К небу вздымалась земля. Промокшие до нитки, в тяжелом набухшем обмундировании, бойцы окопались, заняли оборону.

Курбатов поставил перед личным составом новую задачу: преодолеть заградительную полосу, дорваться в траншеи противника, штыками и гранатами выбить его из насиженных мест.

Снова гремит голос Курбатова:

— Вперед!

Воины ворвались во вражеские укрытия. В первой вражеской траншее начался ожесточенный рукопашный бой. Озверевшие фашисты отчаянно сопротивлялись. Но наступательный порыв наших воинов был неудержим.

Тем временем все новые и новые подразделения наших войск переправлялись через реку. Командир батальона Курбатов приказал с боем продвигаться к населенному пункту К. Трудный это был путь. Враг сопротивлялся на каждом шагу. К тому же негде было просушить обмундирование, кухня отстала, и бойцы ели только подмоченные сухари. Но наступательный порыв не ослабевал.

Примером для воинов был командир батальона. Майор Курбатов шел в первых рядах наступающих. Когда немцы бросили несколько орудий и минометов, Курбатов приказал повернуть их против врага и открыть огонь. Темп наступления ускорился.

Рядом с командиром — мужественный воин старший сержант Петр Очерет. В его руках — красный флаг. Курбатов поручил своему лучшему воину лично водрузить красный флаг на самом высоком здании населенного пункта К.

На окраине города снова разгорелся ожесточенный бой. Гитлеровцы сражались на каждой улице, обороняли каждый дом. Но все их усилия были напрасны. Наступательный порыв наших воинов сломил их сопротивление. Курбатов доложил командиру полка:

— Ворвались на окраину города…

Бой продолжался. В центре города гитлеровцы заняли круговую оборону. В этом бою был ранен старший сержант Очерет. Курбатов увидел его побледневшее лицо, приказал:

— Давайте флаг и отправляйтесь в санчасть.

Но Очерет собрал все силы.

— Товарищ майор! Разрешите остаться в строю? Рана пустяковая. Заживе и так… — Но тут он пошатнулся.

Тогда флаг взял сам майор и пошел вперед. Десятки рук потянулись к древку. Увлекая бойцов, полыхает впереди красный флаг.

Последний решительный штурм. Окруженный враг бросается в контратаки. Но приказ командования должен быть выполнен.

— Вперед! — кричит майор Курбатов и поднимает зажатую в руке гранату. — За мной!

Последнее, что увидел майор Курбатов, падая на камни мостовой, — красный флаг над освобожденным городом.

…В медсанбат приехал командующий армией. Его провели в палатку, где лежал раненый командир батальона майор Курбатов. Генерал раскрыл красную папку:

— Объявляю Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Курбатову Сергею Николаевичу звания Героя Советского Союза с вручением ему Золотой Звезды и ордена Ленина.

Курбатов приподнялся:

— Служу Советскому Союзу!

Генерал крепко пожал руку офицеру:

— Поправляйтесь! Вы нужны. Впереди еще много дел.

— Постараюсь!

— А где ваш старший сержант Очерет? Впрочем, теперь он уже старшина.

Курбатов указал на соседнюю койку. Генерал подошел к Очерету:

— Поздравляю с очередным воинским званием, товарищ старшина. От имени Президиума Верховного Совета СССР награждаю вас орденом Красного Знамени.

— Служу Советскому Союзу! — гаркнул Очерет так, что колыхнулся брезент палатки. Упреждая пожелание командующего, сказал с улыбкой: — Ще повоюю!

— Вот что было напечатано тогда в газете. На всю жизнь я запомнила эти строки. Хочу, чтобы и ты запомнил их. Если придется когда-нибудь, хочу, чтобы и ты так же сказал, как твой отец: «Служу Советскому Союзу!»

…Как бесконечно долго тянулась война! Для других она длилась четыре года, для меня всю молодость, всю зрелость, всю жизнь! Ее у нас называют Великой и Отечественной. Для меня она была еще и Бесконечной!

Я тебе уже говорила, что за всю войну только один раз видела Сережу. Ты еще маленький, но когда вырастешь, то поймешь, что значит для молодой любящей женщины ждать годы. Никому нельзя рассказать об одиноких ночах, о смятых простынях и мокрых подушках, о том, как хотелось любить, как хотелось чувствовать силу Сережиных рук, теплоту его губ…

Все же я была счастлива. Я надеялась. Ждала. Любила. Пусть за всю жизнь у меня была только одна любовь. Но любовь была целая. Целая! Как бы тебе объяснить? Предположим, есть у человека картина. Одна. Хорошая. Но человек разрезал картину на куски и роздал их: одному побольше кусок, другому — поменьше. Картины нет. Нет богатства. Только жалкие куски.

Моя любовь одна — на всю жизнь. Я не делила ее на куски. Я знала настоящее счастье.

Но хватит о любви! Теперь о горе. У меня не было детей. Это несчастье моей жизни. Сережа хотел сына. В ту единственную за всю войну ночь, проведенную вместе, он сказал мне: