Иван Свистунов - Жить и помнить

На самой вершине — небольшая площадка, окаймленная серебристыми елями. Она обращена к центру города. С нее открывается просторный вид на вышки шахт, на стадион, на железнодорожный узел, на старый темный костел, вонзивший в небо трехгранный шпиль.

На площадке, видный всему городу, высится белый мраморный обелиск. Золотыми буквами на двух языках — русском и польском — на нем начертано:

«Вечная слава!»

Уже несколько дней у могилы можно видеть женщину в темном платье, с гладко зачесанными светлыми волосами и светлым лицом блондинки, на котором темнеют большие грустные глаза. Каждое утро она приносит сюда букет живых цветов. Стоит он на могиле, обрызганной дрожащим серебром воды, словно в слезах. Бабочки прилетают сюда посидеть на венчиках цветов, передохнуть, полюбоваться бессмертной красотой окрестного мира.

Женщина посыпает дорожку вокруг могилы оранжевым песком, подравнивает дерн или просто сидит на скамье и смотрит на город: на бегущие внизу трамваи и автомашины, на холмистые крыши домов, вдаль…

Не многие жители города знают, что эта женщина — вдова советского офицера, первого коменданта их города гвардии майора Сергея Курбатова.

Чужие, смолой и солнцем пахнущие сосны шумят над головой. Чужие цветы цветут нарядно и восторженно. Чужой город — живой, суетливый, в гудках, в дымах, в шуме моторов и машин — лежит внизу.

Чужой… Да чужой ли он ей теперь?

Через несколько дней она уедет домой, в свой маленький поселок на берегу Днепра. Снова по утрам будет ходить в амбулаторию, надевать белый халат, принимать больных, выслушивать, выстукивать, прописывать лекарства, давать советы. Потечет привычная жизнь. Но увезет она домой память о белом обелиске, о соснах, о городе в дыму. Память будет помогать ей жить, работать, нести свою нерадостную вдовью долю.

Вернувшись с работы, Элеонора нашла в ящике для писем узкий серый конверт без марки. В нем записка. Писал Янек:

«Необходимо срочно поговорить по важному делу. Буду ждать сегодня в 8 часов вечера в парке у могилы».

Элеонора с недоумением вертела в руках маленький клочок бумаги. Что случилось? Какое важное дело? Почему Янек не пришел к ней домой, а назначает свидание в парке? Все странно, непонятно. Совсем не похоже на Янека.

Да он ли писал? Может быть, чья-нибудь шутка? Элеонора еще раз посмотрела записку: нет, почерк Янека. Что же все это означает?

Стало тоскливо. Важный разговор… Что может быть в ее жизни важнее любви Янека! А если… Если он скажет: я разлюбил тебя… ты свободна… вот твое кольцо!

Элеонора быстро переоделась и пошла в парк, хотя еще не было и шести: сидеть одной дома с нахлынувшими страхами было невыносимо.

У могилы неожиданно встретила Курбатову и обрадовалась. В том смутном настроении, которое охватило ее, Элеоноре не хотелось видеться с людьми близкими, родными. А с русской было хорошо и поговорить, и помолчать.

Сели на скамью. Длинные тени елей уже ползли по аллеям, над дальними крышами городских домов сиреневела вечерняя дымка.

Элеонора все думала: что означает записка Янека, какие неожиданности, а может быть, и беды она сулит? Почему в жизни человека всегда подстерегают случайности и никогда не знаешь, что случится с тобой через час.

Была задумчива и Екатерина Михайловна. Вспомнилось, как боялась она ехать в Польшу, страшилась, что найдет могилу мужа на голом пустом месте, одинокую, забытую. Взяла с собой горсть русской земли. Горсть… Так хотелось взять и русскую березку, и молчаливые рассветы, и робкие лесные ландыши, которые любил Сережа.

— Мой муж любил родную русскую землю, а пришлось ему лежать на чужбине.

Элеонора погладила руку Курбатовой:

— Бедная…

Екатерина Михайловна смотрела на далекое, у самого горизонта застывшее, розоватое от заката облако:

— Всю войну я боялась за жизнь мужа. И вот в дни мира…

Элеонора хорошо понимала чувства, какие испытывает русская женщина. Порой ей казалось, что Екатерина Михайловна ее сестра, которая жила где-то далеко-далеко, о существовании которой она и не догадывалась. Но вот она приехала, заговорила, улыбнулась, посмотрела внимательными глазами: сестра!

— Вы целыми днями у могилы.

— Они быстро промелькнули. Скоро покину его. Но мне теперь будет легче. Знаю: и мертвым он остался на своем посту.

Элеонора доверчиво прижалась к Екатерине Михайловне:

— Когда вас не было, я часто ходила сюда одна. Здесь тихо и грустно. Хорошо думать и мечтать. По воскресеньям мы приходили все вместе. Но с тех пор как приехал Янек, я пришла впервые.

— Разве Янек был бы недоволен?

— Нет, нет, — смутилась Элеонора. — Он мне ничего не сказал бы. Я уверена. Но… — не знала, как объяснить русской женщине, что всему виной глупые намеки Юзека. Они раздражают Янека. — Юзек не раз говорил мне, что Янек не вернется, что он погиб, забыл меня. Мне кажется, что он не очень рад возвращению Янека. И в лагере его не любили, плохо говорили о нем.

За несколько дней Екатерина Михайловна успела полюбить семью Дембовских. Милые, гостеприимные, добрые люди. Только Юзек был ей несимпатичен. Она и сама не понимала почему. Или слишком услужлив и приторно вежлив? Или неприятна его манера все время вытирать носовым платком влажные и холодные, как собачий нос, руки? Или смешно его любимое выражение: «Шик-модерн»?

— Да, странный он.

Элеонора заговорила взволнованно:

— Последние дни Янек угрюм, молчалив. У него есть что-то на душе. Это связано с Юзеком. У Юзека такой язык. Мне кажется, что он…

— Неужели он способен восстанавливать против вас Янека? Бессердечно!

— Он на все способен. Вы знаете, его не любил и ваш муж, а Сергей Николаевич умел разбираться в людях. — И взглянула на Екатерину Михайловну: — Мне кажется, и вы, Катя, испытываете к Юзеку то же чувство.

Темнело. На западе еще розов и светел край неба, а внизу, в городе, уже загорелись первые огни.

Сумерки. Зашло солнце, но еще не наступила ночь. В сумеречную пору природа готовится ко сну. Замолкают птицы. В кронах деревьев затихает ветер. Подкрадывается невольная грусть. Сумеречное настроение.

Элеонора сидела притихшая, подавленная, словно и в душе ее сгущались сумерки. Одна и та же мысль не давала покоя. Почему Янек прислал записку? Никогда подобного не было. Зачем такая таинственность? О чем он будет с ней говорить? Столько лет прожил на чужбине. Может быть, сильней чувства к ней оказались старые привязанности? Как смутно!

Екатерина Михайловна старалась успокоить и ободрить Элеонору:

— Может быть, Янек просто захотел побыть с вами наедине. В их доме всегда так шумно. А вечер чудесный.

Вечер действительно был чудесный. Догорал и никак не мог догореть закат. Но сумерки уже бродили по городу, и за железнодорожным узлом загорелась первая, еще не уверенная в себе зеленая звезда. Далеко чуть слышно играла музыка.