Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок

Над Овчаренко склонился комбат:

— Мне жаль будить тебя, но дело неотложное… Овчаренко слышал голос, а проснуться не было сил.

И только после того, как Стахиев шершавыми ладонями потер ему уши, Овчаренко с трудом открыл глаза.

— Твоему взводу выпала большая честь. Сегодня ночью он пойдет в головной походной заставе, — сообщил комбат.

— А с чем ее едят, эту заставу? — попытался шутить Овчаренко.

— Доставай карту. С чем едят — скажут немцы, если не постесняются.

— Фрицы не страдают этим недугом, — ответил Овчаренко и достал из полевой сумки карту.

Комбат цветными карандашами нанес на карту боевую обстановку, подробно рассказал задание, объяснил, как следует действовать.

— Тебе все ясно? Если будет время, продолжим разговор, а пока бай-бай…

Овчаренко опять прилег, но сон как рукой сняло. Он думал о предстоящем боевом задании…

Халимон только отошел от кухни, как позади раздался голос Кожухарова:

— Остап, а Остап, погоди!

Он будто не слышал — не остановился. Тогда Кожухаров ускорил шаг, догнал его, положил руку на плечо:

— Остап! Я тебя враз узнал. Вот так встреча! А ты совсем не изменился. Думал уже, что тебя давно в живых нет. Столько лет не приезжал в село…

Халимон подал руку, изобразив на лице радость встречи, и с горечью выдавил:

— В деревне, Яким, у меня никого не осталось, кроме дальних родственников. Куда делся отец — до сих пор не знаю. Кому он мешал?.. Теперь уже поздно говорить об этом… Ты, Якимушка, пожалуйста, не болтай ничего лишнего. Отойдем в сторону. Я тебе кое-что расскажу, но это тайна, упаси бог где-либо сболтнуть: тебя сразу пустят в расход…

Они отошли от дороги, уселись на траве, закурили.

— Так вот, дорогой, два года назад я окончил спецшколу. Имею звание старшего лейтенанта, но послан в войска под видом рядового. Мне поручено выслеживать врагов, которые замаскировались под видом командиров. Ты, наверно, слыхал, что из русских белоэмигрантов немцы вербуют шпионов и направляют их к нам. Я уже разоблачил двоих. Тут до тебя был взводный командир, младший лейтенант Колесников, так он — чистейшей воды немецкий шпион. Недавно его вызвали в соответствующее место и… А здесь сказали, что отправили на учебу…

Якиму стало страшно от услышанного, а Остап входил в роль, продолжал:

— Почему я тебе все это рассказываю? Не догадываешься?

Яким пожал плечами:

— Конечно, нет, у меня образование только четыре класса.

— Образование здесь ни при чем. Дело в том, что мне одному трудно, вот ты и будешь мне кое в чем помогать.

— Что ты, Остап, где это видано, чтобы баран помогал трактору! Нет, я для дела не гожусь. Извини, — категорически запротестовал Кожухаров.

— Ну, ладно, но только о нашем разговоре — нигде ни слова. А если будет бой, держись меня, Яким. Со мной не пропадешь.

Кожухаров по своей наивности поверил Халимону. На второй день он услышал разговор двух кадровых красноармейцев батальона, лестно вспомнивших своего боевого взводного командира, которого послали в академию на учебу.

— А как фамилия взводного? — не удержался Кожухаров.

— Колесников, а что? Может, твой родственник?

— Нет, я вроде где-то слышал эту фамилию, — ответил Кожухаров и подумал: «посылка на учебу» взводного — конечно же, дело рук Халимона.

Задолго до рассвета немецкие мины и снаряды зловеще завыли в районе обороны батальона. Халимон прижался ко дну окопа, выругался, а потом с укором сказал Соломко:

— А ты, Петр, уверял, что мы здесь в полной безопасности. Плохой из тебя стратег. Вот проутюжит нас немец, а потом как пойдет в атаку — и заболоченная пойма ему будет нипочем…

Но Халимон ошибся. После усиленной обработки переднего края минометным и артиллерийским огнем немцы выбросили в тыл наших войск воздушный десант. Одновременно противник начал атаковать с правого фланга. Создалась угроза окружения батальона, пришлось отходить, но батальон напоролся на десантников. Завязался бой, длившийся чуть не до утра. Утром, когда противник был остановлен, в батальоне подсчитали потери. Трое убитых, семь человек ранено, а Халимон и Кожухаров пропали без вести…

Танковый полк, в котором служил Овчаренко, переформировали в танковую бригаду. Естественно, некоторые офицеры получили повышение по службе. Овчаренко уже месяц исполнял обязанности командира роты вместо старшего лейтенанта Синицына, убывшего по ранению.

Накануне боя в батальон приехал комбриг. Он всегда так поступал. Вместе с ним прибыл начальник политотдела полковник Шауров. Во время обхода подразделений Стахиев, выбрав удобный момент, спросил у комбрига:

— Товарищ полковник, а ротного нам скоро пришлете?

Командир остановился.

— Ротного, говоришь? Привезли мы тебе ротного. Вот здесь в кармане, — заулыбался полковник, вынимая из кармана лист бумаги — выписку из приказа о назначении старшего лейтенанта Овчаренко командиром роты. — Ну как, подходит?

— Вполне!

— А теперь скажите, кто из сержантов может командовать взводом? — спросил командир у Овчаренко.

— Сержант Воробин, товарищ полковник, — не задумываясь, ответил Овчаренко.

Комбриг повернулся к Стахиеву:

— Ну, вот, майор, будем считать, что все штатные вопросы мы с вами решили, а теперь соберите офицеров батальона, побеседуем с ними.

Настроение у всех было веселое. Стахиев распорядился насчет бани, затем пригласил комбрига на обед.

— После парилки кружка крепкого чая не помешает, — ответил полковник.

В это время к нему подошел связист:

— Товарищ полковник, вас просит к телефону Десятый.

Комбриг поднялся, пошел к землянке. Через несколько минут возвратился мрачнее тучи. Все ожидающе притихли, он тяжело вздохнул, снял фуражку, сказал:

— Стряслось большое несчастье, товарищи. Начальник штаба доложил, что несколько минут тому от осколков шального снаряда погиб политрук Горохов…

Весть о гибели друга потрясла Овчаренко. О чем думал Саша в последний миг жизни? Быть может, вспоминал о любимой… Он мечтал дожить до победы и отдал жизнь за то, чтобы ее увидели другие…

…Комбат Стахиев ставил задачи ротам.

— Тебе, товарищ Овчаренко, идти в авангарде и, как говорят, глядеть в оба, чтобы не допустить внезапной атаки противника.

Итак, рота Овчаренко идет первой. В любом деле первому труднее, а в боевых делах и подавно. Однако Овчаренко выслушал приказ спокойно. Все-таки был уже не сорок первый, а сорок третий год. И он, и его солдаты успели многому научиться.

Как только зеленая ракета поднялась в воздух, взревели моторы, рота начала выдвижение. Танк Овчаренко шел во втором взводе, в голове колонны. Внезапно над ротой пронеслось звено вражеских штурмовиков; они сбросили на колонну несколько бомб и, преследуемые зенитчиками, скрылись. Слева показался лес. Овчаренко приложил к глазам бинокль, в объективе всплыл длинный хобот «тигра». Немцы возлагали на этот танк большие надежды: само название должно бросать в дрожь русских…