Карпов Васильевич - Маршальский жезл

И опять мы долго били в ладоши. Затем началось награждение. Солдаты, которых вызывали по списку, поднимались на сцену, и командир вручал одним часы, другим какие-то свертки, третьим грамоты. Степану дали набор для бритья, мне - книгу «Комиссары». Командир полка придержал мою руку и сказал:

– После окончания училища приезжайте служить в свой полк.

Возвратясь на место, я стал разглядывать книгу. Она была не новая, с библиотечной печатью. Замполит Прохоренко разрешил ее взять из библиотеки и подарить мне, еще раз подчеркивая этим мою будущую работу. На первом листе было написано: «Рядовому Агееву В. За добросовестную службу и отличную воинскую дисциплину. Командир полка подполковник Кудрявцев Н. И. Заместитель по политической части подполковник Прохоренко А. К.» В сиреневой библиотечной печати с надписью «Библиотека в/ч» была вписана буква «А». Никто не знает, что означает эта буква, ни командир полка, который вручил подарок, ни Прохоренко. «А» поставила Альбина. Это напоминание о ней. Грустное напоминание. Но что делать, если нет взаимного чувства.

…Мы разговаривали с Шешеней о последнем номере стенгазеты, которую я должен оформить перед отъездом. Говорили на ходу: я возвращался из клуба, где получил краски и лист ватмана. А Шешеня увидел меня на пути, перехватил и стал давать советы:

– Повеселее что-нибудь придумай, надо ослабить грусть расставания.

В это время мы проходили мимо молодого солдатика, который сидел в тени около казармы. Солдат читал письмо и счастливо улыбался.

– Нужно вставать, когда проходит старший, - мягко сказал Шешеня.

Солдат вскочил:

– Я не заметил…

– Что пишут из родных краев?

Солдат покраснел:

– Это от Вали, она о краях не пишет.

Шешене не хотелось быть навязчивым:

– Вот как, я не знал, что это от девушки. Не буду вам мешать.

Солдат почувствовал себя неловко:

– Ну что вы… Она ничего такого не пишет, хотите, почитаю?

Старший лейтенант улыбнулся:

– Ну что ж, читайте.

Парень расправил трепещущий от ветерка листок и стал читать:

– «Дорогой Петя, во-первых, сообщаю, что я жива, здорова, чего и тебе желаю на много лет твоей жизни. Без тебя в селе стало скучно. Ходили на танцы, но танцы не получились. Как ты уехал, нет хорошего гармониста».

Я смотрел на Шешеню и подумал, сейчас он для себя отметил: вот уже есть участник самодеятельности.

– «Петя, пришли свое фото, я мое послала. Может быть, ты меня уже забыл, тогда извини, навязываться не буду…»

– Гордая, - сказал Шешеня.

– Да.

– Так как же, не забыл?

– Нет.

– Будешь отвечать, напиши от меня привет, скажи, замполит кланяется, хочет, чтобы ты, Петр, стал участником ротной самодеятельности.

– Спасибо.

– Как служба в первые дни - тяжелая?

– Тяжести особой нет. Я кузнецом был. Работы не боюсь. Непривычно пока, но обвыкнусь, дело пойдет!

– Правильно, - одобрил Шешеня. Он посмотрел на открытое, бесхитростное лицо парня и, наверное, подумал: «С этим у меня хлопот не будет, человек трудовой, такие служат от души, без выкрутасов».

Мы пошли дальше, замполит опять заговорил насчет газеты:

– Ты поучи нового редактора… как его, Логинов, кажется? Опыт свой передай.

А мне стало немножко грустно. С нами все кончено. Мы - ломоть отрезанный. Шешеня теперь устремлен в будущее, у него новички на первом плане, их будет изучать, подбирать к их сердцам ключи. Сказал Шешене:

– Помните наш разговор о Кузнецове, когда я за него заступился?

– Помню.

– Вы тогда не отругали меня, даже голос не повысили, только потом объяснили, в чем я не прав.

Старший лейтенант загадочно улыбнулся:

– Двойное тебе спасибо.

– Почему двойное?

– Заставил поразмышлять о воспитании положительных людей в армии и напомнил сейчас об этом. Мне тогда показалось, что, выступив в защиту Кузнецова, ты должен был ждать с моей стороны притеснений за свою дерзость. Но не в моих и не в твоих интересах было разжигать конфликт. Это вредило бы в работе. Вот я и решил показать тебе, что зуба не имею, а откровенностью и частичным согласием с твоим мнением - привлечь на свою сторону. Теперь вижу - получилось. Вот поэтому вторично благодарю тебя за откровенность, она мне очень приятна.

Шешеня добро улыбнулся, будто говорил: «Вот так, брат!»

Я вспомнил случай, который должен был огорчить Шешеню, и решил сейчас, пользуясь удобным моментом, сгладить свою вину:

– Помните, вы были недовольны содержанием политзанятий, скучными их считали?

– Помню, перед партийным собранием говорили.

– Точно. Вы меня исподволь готовили к выступлению. А я постеснялся, не выступил. Обиделись вы тогда? Труд ваш пропал зря.

Шешеня посмотрел на меня с хитринкой:

– Я тогда сам к выступлению на партийном собрании готовился. И труд мой не пропал. Я узнал солдатское мнение, и, хотя ты не выступил на собрании, разговор побудил тебя к размышлениям. Помнишь, «агитировать» - значит «побуждать, волновать». Значит, цели своей я достиг?

Ну и замполит, у него, как у гроссмейстера, на десять ходов вперед все известно.

Опять в полку фотоэпидемия. После приказа министра об увольнении каждый хочет запечатлеть на снимке себя, друзей, командиров, казарму, памятные места в полковом городке. Фотографируются в одиночку, вдвоем, отделениями, ротами.

Очень рассмешил всех капитан Узлов. Вышел из казармы в сопровождении старшины Мая, с крыльца окинул взором тех, кто сидел на лавочках поблизости, и тех, кто позировал перед аппаратами. Позвал:

– Рота! Ко мне!

Мы подбежали.

– У меня есть готовые фотографии, может быть, их возьмете на память? - Капитан принял от старшины объемистый пакет, достал из него несколько снимков, объявил: - Зыков, Агеев, Кузнецов, Дыхнилкин…

Я взял свою фотографию, и губы невольно расползлись в улыбку. С другими ребятами происходило то же:

– Ну как, узнаете?

Узнать себя было трудно. С фотографии глядели худенькие, белотелые мальчишки. Старшина Май на одной из первых физических зарядок запечатлел облик новобранцев. Смешно и даже немножко грустно было смотреть на себя. А ведь именно такими пришли мы в армию.

– Возьмите на память обязательно, - посоветовал Узлов, - самая убедительная, наглядная агитация. Младшим братьям покажите. Пусть видят, что армия с человеком делает.

Мы долго разглядывали фотографии, смеялись.

– Смотри, заправочка у меня, как из стиральной машины вынули!

– А я из сапог запросто мог выпрыгнуть.

– Нет, вы сюда гляньте, грудь-то, грудь как выкатил, все мослы через кожу вылезли, скелет изучать можно!

Старшина Май как бы между прочим заметил:

– И ни одного знака солдатской доблести.

Мы невольно посмотрели друг на друга - верно! Сейчас у каждого на груди целый ряд значков: «Отличник Советской Армии», второй разряд по бегу или по другому виду спорта, водитель третьего класса, ГТО, жетоны за победы в соревнованиях и алые комсомольские флажки с барельефом Ленина. А для меня самое главное - уезжаю из армии с драгоценной книжечкой кандидата в члены партии.