Михаил Колесников - Право выбора

— А ты не горячись, Терюшин! — потерял выдержку кадровик. Очки взлетели на лоб. — Не учи, без твоих советов как-нибудь разберемся. Шумишь, как барышник на конном базаре.

Старики сцепились не на шутку. Они совсем забыли обо мне и не стеснялись в выражениях. Я не узнавал выдержанного, всегда немногословного Аркадия Андреевича. Ему во что бы то ни стало хотелось определить меня в бригаду неведомого Бакаева, а кадровик стоял на своем. Было ясно, что на руднике каждый человек в большой цене.

Не знаю, чем бы кончилась эта шумная сцена, если бы в кабинет не вошел молодой человек в сером костюме и белой рубашке с расстегнутым воротником. Он был розов и свеж, словно только что вышел из бани. Минуты две прислушивался к спору, затем сказал шутливо:

— Что за шум, а драки нет? Да это же все решить проще простого: на экскаватор? Пожалуйста! На внешний отвал? Милости просим! Степану Волынкину требуется помощник. Тупик номер три.

Спорщики смолкли. Однако Аркадий Андреевич не сдавался:

— В карьер бы его, товарищ начальник!

Молодой человек пообещал:

— Покажет себя в деле — переведем в карьер, «СЭ-3» дадим!

— Улита едет — когда-то будет! — проворчал Аркадий Андреевич. — Вы, товарищ Шуйских, вникните в суть: человек, можно сказать, был зачинателем всего нашего дела, одним из лучших машинистов рудника, премии получал, сызмальства, сыздавна на руднике. И тут вернулся, и пожалуйста — на задворки. Нескладно как-то получается.

Шуйских заинтересовался:

— Вы раньше работали на Солнечном?

— Да. Родился и вырос здесь.

— Ну, а сами не возражаете против того, чтобы работать в отвале?

— Не все ли равно?

Аркадий Андреевич бросил на меня сердитый взгляд, покачал головой, полез в карман за трубкой. Ему непонятна была моя сговорчивость. «Ну и глуп же ты, парень!» — по-видимому, хотелось ему сказать, но он молчал, шевелил бровями.

Молодой человек в сером костюме не стал долго размышлять:

— Собственно, из-за чего разгорелся сыр-бор? К Бакаеву или Волынкину — не вижу разницы. Идите к Бакаеву. Люди везде нужны. А насчет задворок, Аркадий Андреевич, — зря! Удивляюсь, как это вы, пробыв столько лет на руднике, можете столь пренебрежительно отзываться об отвальных работах! Не забывайте, что довольно значительный процент работ составляют именно отвальные.

— Погорячился, — смущенно отозвался Аркадий Андреевич. — Не в том дело. К руде пристроить земляка хочется.

— Так и порешим: к Бакаеву! Можете хоть сегодня приступать к своим обязанностям. Бумажки быстро оформим.

Уже очутившись на улице, я узнал от Терюшина, что участие в моей судьбе принял не кто иной, как сам начальник отдела кадров Шуйских.

— Ну вот, ядрена корень, закончилась баталия! — сказал Аркадий Андреевич. — Не вмешайся я, запихали бы в тупик, на задворки. А устраиваться нужно накрепко, к руде поближе. Руда, она, брат, есть руда, кормилица наша…

Аркадий Андреевич явно был доволен, что так ловко обстряпал это дельце. Он всегда участливо ко мне относился и хотел мне только добра.

А я еще не знал, радоваться или печалиться.

Рудник Солнечный… До сих пор я видел его только сверху, а теперь мы с Аркадием Андреевичем спускались все ниже и ниже по выщербленным каменным ступенькам. Легко было запутаться новому человеку в лабиринте ходов и выходов, но мой спутник шагал уверенно, и я едва поспевал за ним. На дне железной чаши воздух стоял неподвижно, жгло полуденное солнце. То там, то здесь сквозь багряную мглу проступали силуэты машин. Вздыбленные в небо стрелы экскаваторов с головными блоками, неясные очертания составов, частокол столбов и вишнево-красные груды взорванной породы… Справа громоздилась пышущая зноем стена-откос, слева был двенадцатиметровый обрыв. Мы пробирались по площадкам, спотыкались о рельсы и камни. Пот лил с меня в три ручья, горячий воздух обжигал легкие, запорошенные глаза слезились.

А Терюшин все шел и шел. Вот он ловко спрыгнул на площадку, сказал:

— Твой забой!

«Мой забой»! Сперва я не заметил людей. Покрытое густым слоем пыли туловище экскаватора занимало большую часть площадки. Машина показалась неправдоподобно огромной. И еще я увидел сверкающий зубастый ковш, повисший над вагоном: в забой только что подали состав.

— Вагоны Министерства путей сообщения, — пояснил Аркадий Андреевич, — богатая руда пошла. А куда отправляют ее — неведомо…

Это был мой забой. Из кабины выглянул сухощавый человек в засаленном комбинезоне и сдвинутой набок кепчонке, из-под которой торчали прямые, как иглы, рыжеватые волосы. Бросил злой, ястребиный взгляд сперва на Терюшина, потом на меня, скривил тонкие бесцветные губы.

— Привел помощника! — крикнул Аркадий Андреевич.

Человек в комбинезоне ругнулся и скрылся в кабине.

— Ерш, а не человек! — сказал Терюшин не то осуждающе, не то одобрительно. — Не любит, когда под руку затевают разговор. Ну ты, парень, бывай, а я пойду по своим делам…

Он нырнул в красный туман, а я остался один. Пока был рядом Аркадий Андреевич, все шло как-то само собой. Сейчас же я растерялся. Что делать дальше? Бакаев не обратил ровно никакого внимания на меня. Помощник…

Экскаватор с натужным воем вгрызался ковшом в груду породы, стрела безостановочно ходила от забоя к вагону. Бакаев работал без напряжения, не дергал рычаги, не напрягался. Ни единого лишнего движения! По всему угадывалось, что он хорошо «чувствует» машину. Я сразу разгадал его секрет: работу подъемом и напором при подаче ковша на выгрузку и при опускании в забой Бакаев стремился совмещать с операцией поворота.

Во мне проснулось, казалось бы, давно забытое. Я понимал все: знал, когда он подает рукоятку на себя, когда нажимает ногой на педаль. Копание, поворот, разгрузка, обратный поворот — все следовало друг за другом. Думалось, сядь я сейчас на место Бакаева, и все получится ничуть не хуже, чем у него. Я даже почувствовал зуд в ладонях, но скоро остыл.

Назначили помощником. Что такое помощник? Чем он должен заниматься? Почему стою в растерянности, жду какого-то особого приглашения? Если бы я хоть немного знал эту громоздкую машину!.. Ведь тогда приходилось иметь дело с дизельным экскаватором и никаких помощников у меня не было. Сумею ли быстро разобраться во всех узлах и механизмах?.. Как я знал понаслышке, главное в «Уральце» — электрооборудование. Генераторы постоянного тока, переменного тока, распределительные устройства, трансформатор… Неведомые, загадочные вещи. Шесть тысяч вольт, три тысячи вольт… Уж от одних только слов можно было прийти в трепет.

— Что раскрыл хлебало? Помоги ребятам!.. — это кричал Бакаев. Я не сразу догадался, что слова относятся ко мне. Машинист швырнул на землю брезентовые рукавицы.