Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом

Рассказ выслушали молча. Когда шофер отошел, Стойка тихо сказал: «Хоть бы все «зеленые» [26] Зеленые — так в народе презрительно называли железногвардейцев. так кончали. Меньше головорезов осталось бы».

Моросить перестало, но от густых темно-серых облаков, неподвижно висевших над аэродромом, предвечерние сумерки, казалось, наступили раньше.

Илья медленно шел с аэродрома. В голове гудело от всего слышанного и виденного. Некоторые смеялись над рассказами о королевской семье, у него же сердце сжималось от боли. Ведь королевскую семью он считал сердцем страны — самой честной, чистой, благородной и доброй. Ей он верил, ее он любил. Все годы учения в школе и лицее он молился за здоровье и процветание этой семьи. Каждый день занятия начинались молитвой «храни, боже, короля нашего в мире и почете…» и кончались ею. И он, Илья Томов, как и другие мальчики, вытянувшись и опустив руки по швам, смотрел, не мигая, на висевший в классе пожелтевший от времени портрет всемогущего короля. Значит, он ошибался! А принц Николай?! А Михай?! Да, сам Михай! Первый претендент на престол приветствует по-фашистски и носит свастику! Да, тот самый Михай, который может снова когда-нибудь стать королем! Тогда что? Страна станет фашистской!.. Мысль эта настолько взволновала Илью, что он зашагал быстрее, почти побежал. Теперь понятно, почему бандиты из «Железной гвардии» ведут себя так нагло. Вот кто, оказывается, их вдохновляет… Михай… Да, Михай… — повторял Илья. — Выходит, Женя прав… А ня Георгицэ да и сам он, Илья, сомневались!.. Если бы в Болграде ему рассказали что-нибудь подобное, он не поверил бы… Как он любил Михая!.. А за что? — задавал себе Илья вопрос — Может быть, потому, что еще в детстве был захвачен рассказом о том, как его сверстник Михай, будучи в то время королем, — его отец Карл бежал тогда и околачивался где-то за границей, — проезжая со своей бабушкой, королевой Марией, увидел ребят, игравших в луже, и попросил разрешения поиграть с ними. А теперь? Михай со свастикой!.. У Ильи было такое чувство, будто он очень давно берег как зеницу ока завещанный сверток, зная, что в нем хранится что-то хорошее, драгоценное, настоящее, чистое, и долгие годы он не решался заглянуть внутрь, хотя много раз возникали сомнения. А сегодня наконец-то сверток сам раскрылся! И, заглянув в него, Томов нашел одну пустоту…

Дождь вновь хлынул как из ведра, Илья вытер рукавом мокрое лицо, не замечая, что промок насквозь, он продолжал медленно идти вперед. Вот он мечтает стать летчиком… отстаивать каждую пядь родной земли… а для кого? Ему вдруг все стало противно, безразлично. Промелькнула мысль: «Значит, все то, о чем пишут в газетах, твердят в школах и лицеях, шумят по радио — все неправда? В жизни все по-другому?!..»

Стемнело, когда Илья подходил к городу: не первый день ходил он пешком на аэродром и пешком же возвращался в Бухарест…

Его заставил опомниться доносившийся из какого-то открытого окна голос диктора:

«…еще не завершился аншлюс Австрии, как перед нами встала чехословацкая проблема…», «Новый выезд Чемберлена в Берхтесгаден…», «Совещание в Бергхофе…»

Илья остановился — передавали последние известия:

«Сосредоточение германских войск на чехословацкой границе…», «Визит адъютанта Гитлера — капитана Видемана — в Лондон…», «Лорд Ренсимен вылетел в Прагу… быть посредником по чехословацкому вопросу…»

— У нас в стране творится черт знает что, — тихо проговорил Илья, — да и, видно, во всем мире не лучше. К чему все это приведет? — Илья с досадой плюнул и пошел дальше. — Да, — думал он, — пока суд да дело, простые люди страдают. Как в пословице: паны дерутся, а у холопов чубы трясутся…

Когда Илья подходил к остановке, как раз подъехал автобус. Шофер задержал машину, думая, что пешеход сядет… Но Илья прошел мимо предупредительно открытых дверей — денег не было. Он с завистью смотрел на видневшиеся через запотевшие ярко освещенные стекла отходившего автобуса шляпы, кепи и фуражки…

Илья шел уже больше часа, а дождь все лил…

Миновав Триумфальную арку, он шагал теперь вдоль просторного шоссе Киселева. «Сколько же может идти дождь и будет ли ему когда-нибудь конец?», — подумал он и почему-то вспомнил легенду о всемирном потопе, Ное и его ковчеге.

И вдруг за углом, в переулке, перед укрытым полосатым брезентовым тентом рестораном, Томов увидел двухместную машину капитана Абелеса. Чтобы убедиться, что он не ошибся, Томов подошел ближе. Да, это был восьмицилиндровый вишневого цвета «Форд» начальника школы «Мирча Кантакузино»; Илья не раз видел его на площадке возле ангара. Но теперь машина почему-то стояла, перекосившись набок. Обойдя ее, Илья увидел, что правая задняя покрышка спустила. Мгновенно мелькнула мысль: «Что если предложить свои услуги и заменить колесо?» Недолго думая, он направился к ресторану и попросил официанта вызвать хозяина машины, капитана-летчика.

Скользнув своими бесцветными глазами по мокрой невзрачной фигуре юноши, официант сначала осмотрел машину и, убедившись, что она действительно осела, почесал лысый череп, подумал и только после этого поплелся в глубь ресторана.

Издали Илья увидел Абелеса, направлявшегося к выходу.

По-военному отрекомендовавшись, Томов поспешно сказал начальнику школы, что знает механика бетонного ангара № 1 — Рабчева, начальника ангара — Урсу, начальника охраны — Стойку и даже солдата, который делает профилактику машине господина капитана, — ефрейтора Грозя.

— Прохожу, — отчеканил Томов, — вижу, стоит ваша машина, господин капитан, перекошенная на одну сторону. Гляжу, скат спустил. Дождь идет… Думаю, надо помочь исправить… Вы ведь без шофера?..

Абелес согласился, чтобы Томов заменил колесо. Он дал ему ключи, показал, где инструмент. Через несколько минут «Форд» стоял уже на домкрате и Илья монтировал запасное колесо; пригодились знания, полученные в Болграде во время каникул, когда приходилось работать помощником шофера на автобусе Бондарева.

Едва Илья, окончив работу, уложил инструмент на место, как из ресторана вышел Абелес в сопровождении молодой женщины. Капитан был навеселе и остался очень доволен тем, что Илья исправил машину. Достав из кармана несколько монет, он протянул их Томову. Илья отказался принять деньги и, запинаясь, сказал, что он тот самый Томов, о котором несколько дней назад говорил механик ангара Рабчев. Но Абелес, недоумевая, смотрел на Томова, видимо, соображая, чем же отблагодарить его, и, наконец, достав портсигар, угостил Илью сигаретой и пожал его локоть. Прошло полминуты, и красные огоньки стоп-сигналов «Форда» скрылись за поворотом шоссе Киселева.

Илья был счастлив — такое знакомство! Вот тебе и Ной, и ветка маслины. Абелес и был для Ильи веткой маслины, надеждой поступить в авиацию.