Марк Гроссман - Годы в огне

Конечно, Николай Николаевич не хватает звезд с неба, он толков для пустяков, но именно это и есть его главное достоинство. С сотворения мира известно, что в каждой конторе есть пустяки, которые надо делать и которые никто не хочет делать. И вот тут-то Вельчинский незаменим, он с величайшей энергией занимается всякой мелочью и занимается без проволочек. Им помыкают, не рискуя получить сдачи, и при всем том поручик отзывается о начальстве в высшей степени благопристойно.

Таких людей обычно ценят, даже жалуют, называя ласкательными именами, как мальчишек.

Отчего же третируют Вельчинского? Ведь если убрать его из отделения, всю массу мелкой и грязной работы придется выполнять Гримилову, Крепсу, Чубатому. Может быть, это известная отличка чиновника: попирая других, утверждать себя?

— Вы меня совершенно не слушаете! — вдруг вспылил штабс-капитан. — И камень обидится!

С Иваном Ивановичем Крепсом в последние недели произошла некая метаморфоза, которую заметили все в отделении. Ничуть не изменившись ни в кнутобойном ремесле, ни в отношениях с сослуживцами, штабс-капитан стал сдержанней с княжной. В ее присутствии он придерживал язык, а не хамил, как обычно. Это было странно, но в общем тривиально, как репа. Впрочем, даже себе штабс-капитан не хотел признаться, что, пожалуй, увлекся княжной.

Но теперь Крепс много выпил и к нему вернулась обычная резкость. Он сказал с вызовом:

— Знаете, Урусова, у меня мысль: будьте моей женой.

Юлия Борисовна отрицательно покачала головой.

— Я не в восторге от ваших мужских качеств.

— Что вы имеете в виду? Внешность? Душу? Кровать?

— Мне не нравится, что вы хам, штабс-капитан. Прежде всего — это.

— Плевать. Я предлагаю вам не формальное супружество, а временный альянс. Извините за столь ясную прямоту.

— Альянс у вас уже есть: госпожа Граббе.

— Ах, полноте! Это на черный день.

Он пододвинул стул вплотную к Юлии Борисовне, сказал, усмехаясь:

— Вы как-то поминали, что — замужем. В сие надо верить?

— Это ваше дело.

Крепс пропустил замечание мимо ушей и продолжал с пьяной настойчивостью:

— Итак, замужем. Тогда позвольте полюбопытствовать и набраться опыта: какие женщины склонны к большей супружеской верности? Блондинки? Брюнетки? Шатенки?

— Такой вопрос однажды уже задавали немецкому философу Канту.

— И что ж он ответил?

— Он ответил: «Седые».

Крепс оживленно погрозил пальцем.

— А вы далеко не глупы, Юлия Борисовна… да-с…

— Хм-м… — не давая воли раздражению, усмехнулась княжна, — когда вокруг столько дураков, грешно не казаться умницей.

Увидев, как мгновенно набычился штабс-капитан, Урусова удивленно пожала плечами.

— Это всего лишь цитата. У вас есть на этот счет собственная точка зрения?

Крепс вновь не обратил внимания на слова сотрудницы, он торопился высказать какую-то мысль, засевшую в его нетрезвой голове.

— Супружеская верность… — говорил он нетвердым языком. — Что это? Да всего-навсего равнодушие других к тебе. Просто никому не пришло на ум совратить тебя. Да-с.

И повторил свою мысль:

— Самые верные жены это те, на которых никто не обращает внимания.

Впрочем, он тут же забыл о сказанном и стал с воодушевлением ругать большевиков и злобно отзываться о рабочих — и утверждал, что всех их надо без суда и следствия, совершенно лишних в пору войны, вешать на фонарных столбах.

Урусова покосилась на Крепса.

— Я где-то читала, что инквизитор средневековья Петер Арбуес сжег на кострах великое множество людей. В 1860 году церковь приобщила его к лику святых. Похоже, вы тщитесь сравняться с ним?

Крепс всем корпусом повернулся к княжне, задержал взгляд на ее непроницаемом лице, побарабанил ребром ладони по столу.

— Позвольте совет, Юлия Борисовна. Не точите нож сами на себя.

— Благодарствую за хлопоты. Но поверьте, штабс-капитан, я занята вовсе не этим.

— В таком случае — чем же?

Внезапно глаза Крепса налились кровью, и он выпалил, злобясь:

— Тебе бы со мной в кровати часто-часто дышать от радости, а ты тут благородство размазываешь, дура!

Урусова побледнела, но все же взяла себя в руки: она хорошо знала свой главный недостаток — вспыльчивость, и понимала всю его уязвимость. Однако не удержалась и проворчала сквозь зубы:

— Вы нахальны, как петух. Я пожалуюсь господину Гримилову.

Крепс отозвался с водочной дерзостью:

— Ваш Гримилов, хочу заметить, дурак. Правда, к этому можно привыкнуть.

— Павел Прокопьевич весьма воодушевится, узнав ваши слова.

Крепс внезапно усмехнулся.

— Пора понять: капитан без меня, как без рук. Он не захочет расстаться с Крепсом даже из-за вас.

Он снова вонзил в Юлию Борисовну злобно-восхищенный взор, пробормотал:

— Не женщина, а соблазн сатаны… А я, значит, петух… Гм-мм… кажется, я в некотором роде в долгу… Позвольте в таком случае — красный платеж…

Он длинно и бестолково стал доказывать княжне, что бабы всякого рода — злее ничего не придумать. Урусова усмехалась и молчала.

— Да-с! — пьяно выкрикивал Крепс. — Да-с, именно так! У комаров и многих прочих сосущих питаются кровью лишь самки. Комар же пьет нектар цветов и тем сыт бывает. Хотите еще пример? Самка паука-каракурта после брачной ночи съедает своего благоверного. Богомолиха в той же ситуации отгрызает супругу голову. Похоже поступают некоторые змеи.

Он искусственно расхохотался.

— Почему вы не спросите, какое это имеет отношение к прелестному полу человеков? Позвольте уведомить: самые свирепые воины былого — бабы. Случалось, они выжигали или срезали себе правую грудь, чтобы не мешала стрелять из лука… Как видите, это совсем не тот лук, какой кладут в суп!

В продолжение всего разговора Крепс добавлял себе в стакан и вскоре уже налился, хоть выжми. Он даже не замечал, как с ожесточением вонзают в него взгляды Гримилов, Вельчинский, Эмма Граббе.

Выбрав момент, к штабс-капитану подошел его шеф и проворчал тоном приказа:

— Ах, какой вы бон вива́н [69], Иван Иванович! Вот уж не знал!

Крепс иронически хмыкнул, отозвался почти бессмысленно:

— Шерше ля фамм! [70]

Павел Прокопьевич был тоже весьма хмелен, вдруг обиделся, бог знает на что, может, решил: Иван Иванович не верит в ловушку, приготовленную красным, о чем давеча шел разговор. Капитан побагровел, погрозил пальцем штабс-капитану, сказал:

— Не суйтесь в волки с собачьим хвостом, милостивый государь!

Впрочем, он тут же забыл о Крепсе или сделал вид, что забыл, и повернулся к Урусовой.

— Позвольте поздравить вас с наградой Верховного. Надеюсь, по этому поводу вас можно поцеловать?

— Я не заслужила медаль. Это, право, ошибка.

Гримилов, против ожидания, не стал спорить.