Марк Гроссман - Годы в огне

Бой проверяет солдат смертью и увечьем, и оттого нервы и зрение обострены — и фронтовик мгновенно видит, с кем имеет дело.

Вострецов никому, себе — прежде всего, не делал поблажек и мог исполнить любой воинский труд с полным знанием.

В Челябинск Степан Сергеевич вел полк с совершенной твердостью не только потому, что вообще верил в свою планиду, но еще и оттого, что хорошо знал город, где когда-то набивал руку у кузнечных горнов.

Вострецов наступал на Челябинск с запада, от Шершней. Он весело ежился, представляя себе, как вырвется на Южную площадь, повернет на Христорождественскую (сейчас ее зовут, кажется, Большая улица), а затем просочится по привокзальным улочкам и переулочкам к станции. Эти улочки, тупички и дворы он исходил великое множество раз и знал здесь каждую халупу, каждую водоразборную колонку, каждое мало-мальски заметное дерево и даже куст. Верно, это было давно, когда он жил и кузнечил тут. Но едва ли мостовые и дома изменились, они, чай, просто постарели, обветшали, осыпались, стали угрюмей и темнее.

Комполка знал, что еще в сорока верстах от Челябы начдив-27 Павлов и комбриг-3 Хаханьян (его полки, как известно, шли на острие наступления) обсуждали способы связи с подпольем и план совместных действий. Тогда же по надежному адресу послали связного, и тайный Челябинск условился с ним о паролях и схеме восстания. Теперь в роще, что приткнулась к Южной площади, полк встретят, должны встретить проводники. Они укажут лучший путь к станции, то есть маршрут, где нет засад и заранее подготовленной обороны.

В шесть утра выскочив на площадь вслед за своей разведкой, Вострецов никого не увидел, и лицо его побледнело от досады. Конь, почуяв шенкеля, взял было с места в карьер, но в следующее мгновение, ощутив тугой удар узды, поднялся на дыбы.

Успокоив жеребца, Вострецов достал из грудного кармана потемневшую от времени вересковую трубку, набил ее табаком из кисета, чиркнул спичкой. И тотчас лицо его утонуло в клубах дыма. Степан Сергеевич курил эту люльку с прямым чубуком и на привалах, и в бою, и на постели, и еще бог знает где, за что получил прозвище «Трубка», которое знала вся дивизия.

Как только он поджег табак, из-за деревьев рощи вышли два приметных человека чиновного обличия и решительно помахали руками.

Небо на востоке только-только бледнело, но все вокруг можно было сносно рассмотреть.

Один из встречных подошел к безбожно дымившему всаднику и сказал, усмехаясь:

— Дожили, слышь: спички прикурить нету. Одолжи огня, командир.

Это был пароль, и Вострецов, повеселев, отозвался: «Прижигай от трубки!» В тот же миг он соскочил с коня и обнял связных так, что у них затрещали кости. Отступив на шаг, представился:

— Краском Вострецов. Степан Сергеевич.

Связные назвались, в свою очередь:

— Федор Кузьмич Белов.

— Готлиб Гансович Проза.

Степан Сергеевич прекрасно знал, с кем имеет дело. Особый отдел армии заранее осведомил командира волжцев, кто его встретит у березовой рощи.

Оба подпольщика были примечательные люди. Готлиб Гансович Проза, партиец с десятого года, до чешского мятежа руководил Омским губернским совдепом. Уйти из города он не успел и вскоре, посильно изменив внешность, устроился в филиале шведской торговой фирмы по продаже сельхозмашин и орудий. Шведы колебались, надо ли брать в это смутное время человека без роду и племени, но Проза отлично владел шведским и русским языками, и у фирмы просто не было выбора.

Уже скоро Готлиб Гансович стал одним из опорных людей дела. Он был не только переводчик, но и монтер, инструктор, механик по установке машин.

Как только подпольщик укоренился в фирме, к нему явился Иван Алексеевич Медведев (Разницын), товарищ по партии, ее ветеран. Большевику грозил арест.

Проза взял Медведева к себе подсобным рабочим, и партийцы, прикрывая друг друга, избежали тюрьмы и смерти.

Что касается Федора Белова, то он появился в Сибири в конце мировой войны. Дважды раненный в рукопашных, солдат, не снимая погон, занимался посильным трудом: с отрядом ополченцев косил и прессовал сено, покупал и отправлял фронту скот.

Служба привела его в Омск. Там Белов отправился в шведскую фирму, договориться о покупке пресса. Вот тогда, в шестнадцатом году, они и познакомились, Проза и Белов, довольно скоро установив, что принадлежат к одной партии. Однако Медведев в ту пору был в поездке, и свести знакомство с ним не удалось.

Прошло несколько лет. На Урал медленно надвигалась весна, календари показывали апрель 1919-го. Это было черное время подполья: белые только что разгромили кассу взаимопомощи стрелочников, которой управляли большевики, и партийный Центр Челябинска.

Белов теперь служил коммерческим конторщиком в багажной кассе станции Челябинск. Как-то к окну кассы подошел суховатый, немногословный человек, огляделся, сказал, посмеиваясь:

— Что ж ты загордился, Федор Кузьмич, старых друзей не признаешь?

Белов, услышав характерный акцент Прозы, весело ахнул, однако кассу тотчас не покинул: за ними могли наблюдать филеры.

— Зачем изволили пожаловать? — полюбопытствовал он тихо.

Быстро выяснилось, что Готлиб Гансович «изволил пожаловать» в Челябинск для установки чаемешальной машины на одной из развесочных фабрик. Это была легальная причина приезда. Но был и тайный партийный приказ.

Западносибирские большевики посылали в помощь челябинцам надежных людей — надо было как можно скорее возрождать подполье после ужасного провала.

Узнав, что запасные части для чаемешалки еще не прибыли из Омска, Проза сообщил Белову адрес местной явки и добавил: познакомит его там с весьма примечательным человеком.

В восемь часов вечера Федор Кузьмич явился на Уфимскую, 20, в небольшой деревянный дом.

Навстречу гостю поднялись Проза и плечистый коренастый человек, в жилетке, с черной окладистой бородой.

— Иван Алексеевич Медведев, — представил его Готлиб Гансович. — Он же — Разницын.

Медведев был одет живописно. Кроме жилетки, на одном плече висела поддевка, яловые сапоги блестели от жира; на голове красовалась фетровая шляпа, а во рту торчала трубка, обкипавшая дымом. И Белову нетрудно было догадаться, что эта купецкая одежда избрана с умыслом, в целях конспирации.

Подпольщики быстро договорились о совместной работе. Иван Алексеевич в одеянии купца и Федор Кузьмич в форме железнодорожника будут ходить вместе, наблюдать за врагом, запоминать, то есть делать все, чтобы раскрыть планы белых и помочь своим.

Снова Проза приехал сюда во второй половине июля; 26-я и 27-я стрелковые дивизии красных выходили уже на ближние подступы к Челябинску. Двадцатого июля Колчак приказал форсировать эвакуацию города, полагая, что у него в запасе еще семь-десять дней. Коммунисты стремились всеми силами доказать адмиралу, что он заблуждается.