Марк Гроссман - Годы в огне

Вздохнул.

— Шибко богатая, эта Васса. Ты бы женился на ней, жили бы, как у Христа за пазухой.

— Не хочу я ни у кого за пазухой жить, Даня. Мне даровой хлеб в горло не полезет. Да и ниде нема его, лежачого хлиба.

И, чтобы подбодрить Морошкина, пошутил:

— А зачем нам деньги? Мы и сами золото.

Мальчишка грустно покачал головой.

— Хорошо вам так говорить. А у меня вон сколько баб на руках. Их кормить надо. А чем?

Дионисий обнял мальчика за плечо.

— Придумаем что-нибудь. И в наше виконце загляне сонце!

Помедлил, спросил:

— А где же муж ее, Хухаревой? Она сказала — «был».

— Это правда — был. Убили его.

— На войне?

— На войне.

Лебединский устал сидеть на тачке, поднялся, потоптался на месте.

— Видно, уходить надо. Как мыслишь?

— А чо уходить? Кормят вон как, и дело нетрудное.

Дионисий усмехнулся.

— Харчем и не пахнет.

— Непременно покормят. Ведь полный же день корпели.

Мальчик повздыхал, посоветовал:

— Потолкуйте с Хухаревой. Может, еще какая работа сыщется.

— Пустое, Даня: хозяйка скучна. А коли так — то и дела нет.

— Чо это она? — снова, как и вчера, спросил Морошкин.

— Як зна́ти? Може, грошей багацько, а щастя мало.

Лебединский поскреб затылок ногтями.

— Не знаешь — вдруг еще кому наши руки нужны?

— Не.

Мальчик уныло молчал, будто понимал, что придется насовсем расстаться с добрым человеком, но вдруг оживился.

— Говорили, купцу Кривошееву дворник надобен, но, чай, неправда это. Там есть — Филипп Егорович Кожемякин, а прозвище «Филин». Я его знаю. Хороший дед. Только жизнь его сильно перекосила. Он на ногу кривой.

Данила вскочил с тачки.

— Тут близко. Давай сходим.

— Ну, что ж — де видвага, там и щастя. Наведаемся. Хозяйку лишь подождем.

Уже смеркалось, когда Хухарева спустилась с крыльца, сунула Даниле узелок с едой, сказала Лебединскому:

— На том урок окончен, Дионисий Емельянович. Вами премного довольны. Однако прощайте.

Потопталась, сказала, глядя в сторону:

— Гости скоро пожалуют. А утром — в путь. Дела у меня.

Внезапно приказала мальчику:

— Сбегай-ка за угол, там семечки продают. Купи. Сунула ему в ладошку деньги, дождалась, когда захлопнется калитка ворот, повернулась к Лебединскому.

— Обидел ты меня, парень. Не ждала я того.

Вдруг осведомилась:

— Может, останешься? Нет?

Не дождавшись ответных слов, запихнула Лебединскому в карман пачку бумажных денег и, резко повернувшись, ушла в дом.

Явился Данила, удрученно вздохнул.

— Нигде семечек нету. Вот жаль.

— Ступай снеси деньги, и уйдем отсюда.

Мальчик побежал в горницу, вернулся веселый: Васса сказала, чтоб капитал оставил себе. Запихивая бумажку за пазуху, торжествовал:

— Нищему кошелек не страшен, дядя Дионисий!

Лебединский вытащил деньги, пожалованные ему Вассой, разделил их на глаз пополам, отдал Даниле его часть.

Сделав вид, что не заметил удивленно-благодарного взгляда своего помощника, пошел к калитке.

Мальчик тотчас перебросил ремень ящика через плечо, сунул сверток с едой под рубаху, ближе к деньгам. И они покинули двор Хухаревой.

Почти всю дорогу молчали. Данила недоумевал, отчего Дионисий Емельянович не остался у богатой и нежадной Вассы, а Лебединский, напротив, был весел в душе, даже испытывал неясное облегчение, будто покончил с неудобным для совести днем.

Вскоре они остановились у старинного каменного особняка с амурами на фронтоне.

— Там звонок на двери, его покрутить надо, — пояснил мальчик.

— Ну, ладно — беги! — протянул руку взрослый. — Только свой адрес скажи. Я непременно наведаюсь.

— Ага, наведайся! — обрадовался мальчишка. — Не забудь, я на Болотной живу. Дом богатея Колбина. Да не сам дом, а развалюшка во дворе.

И, неловко обняв Лебединского, кинулся восвояси. Ему, конечно же, не терпелось скорее отдать матери деньги и провиант.

Дионисий поднялся на крыльцо, покрутил звонок. Дверь долго не открывалась, потом возникли звуки отпираемого запора, и перед Дионисием появилась молодая женщина в темном вечернем платье.

Она вопросительно взглянула на незнакомца, спросила:

— Вы ко мне?

— Если Кривошеева — к вам.

— Слушаю.

— Мне говорили, вы ищете дворника. Впрочем, кажется, уже нашли?

Хозяйка окинула взглядом нежданного гостя. В наступающем сумраке он показался ей красивым и сильным, женщина решила — не опасен, и сказала:

— Пройдите, пожалуйста, поговорим.

Кривошеева провела Лебединского в гостиную, попросила сесть, опустилась на стул напротив.

— К сожалению, дворник уже есть. Однако хотела бы вам помочь.

Она несколько секунд молчала, вероятно, размышляя, какое дело предложить неведомому человеку.

Лебединский тоже безмолвствовал, неназойливо разглядывая хозяйку.

Эта женщина вовсе не походила на лавочницу, на достаточно странный и устоявшийся в русской литературе тип толстой, глупой и необразованной купчихи. Перед Дионисием сидела тонкая миловидная женщина, и она показалась ему начитанной и умной, бог весть отчего. Вскоре он объяснил себе это впечатление тем, что в гостиной теснились шкафы с книгами, и там были Толстой, Чехов, Пушкин и, к удовольствию Дионисия, Шевченко, киевское его издание, насколько удалось заметить.

— Где служили и чьих вы мест уроженец, — не спрашиваю, — наконец прервала паузу Кривошеева. — Теперь вся Россия, как цыганский табор, — в пути. Однако, простите, вы мало похожи на дворника.

— Это хорошо или плохо?

Женщина смутилась.

— Не знаю.

— Я жил в Заполярье, воевал, прозябал за границей.

— Вот как! Где именно?

— Я был там не по своей воле.

Кривошеева посмотрела на молодого человека долгим внимательным взглядом, он заметил это, и оба покраснели.

— Знаете что, — внезапно предложила хозяйка, — поработайте у нас, помогите Филиппу. Он — дворник, старик, и помощь ему не помешает. Тем временем, может быть, найдется дело, достойное вас.

— Благодарю, госпожа Кривошеева.

— Меня зовут Вера Львовна.

— Благодарю, Вера Львовна.

Она вновь замолчала, возможно, что-то вспоминая.

— Мне кажется, Нил Евграфович искал себе помощника. Я поговорю с ним. Он друг нашей семьи.

— Кто это?

— Господин Стадницкий заведует библиотекой. Я пользуюсь его книгами и протекцией. Ваше имя и отчество?

— Дионисий Емельянович Лебединский. Что делать теперь?

— Пойдемте, я провожу вас к Филиппу, он скажет. Где квартируете?

— Пока нигде.

— У нас в глубине двора, на задах, пустой флигель. Старик живет в одной из его комнат. Я попрошу, чтоб он поставил еще кровать. Это устроит вас?

— Вполне. Спасибо.

Владелица дома провела Лебединского через кухню во двор, отыскала дворника и сообщила, что у него теперь есть помощник.