Геннадий Семенихин - Летчики

Вздымая легкие облачка пыли, через равные промежутки времени парами опускались истребители на аэродром и приземлялись сначала на два основных и секундой позже на переднее колесо. Вот уже и последнее звено, ведомое старшим лейтенантом Карповым, завершило полет.

Мочалов успокоенно вздохнул. Незнакомый механик подставил к его самолету стремянку, и Мочалов вылез из кабины. На земле он с удовольствием расправил руки и плечи, замлевшие от долгого напряжения. После трудного перелета было приятно чувствовать под ногами твердую землю, покрытую весенней травкой. Откуда-то вынырнула серая «Победа» и остановилась рядом с его «единицей».

— Вы подполковник Мочалов? — окликнул Сергея смуглый черноволосый старший лейтенант. — Вас просит к себе начальник гарнизона. Садитесь.

Подполковник забрался в машину. По пути они прихватили успевшего вылезти из самолета Кузьму Ефимкова и поехали на командный пункт. По узкой винтовой лестнице поднялись на вышку: впереди старший лейтенант, за ним Мочалов и Ефимков.

На вышке Мочалов и Ефимков увидели кряжистого, круглолицего генерала. По всему было видно, что генерал мало времени проводил в своем кабинете и привык подставлять аэродромным ветрам свое лицо. На его шее болтался бинокль. Генерал окинул Сергея беглым цепким взглядом.

— Подполковник Мочалов, командир истребительного полка, — представился Сергей.

— И, вероятно, весьма не плохой командир, — басовито подхватил генерал, — хорошо сажал свою воздушную армаду. Я с секундомером стоял. Не могу придраться. Будем знакомиться. Лавров.

Мочалову эта фамилия была известна. Лавров командовал одной из дивизий на Берлинском направлении и не однажды отмечался в приказах Верховного Главнокомандующего. Сергей с удовольствием пожал его руку и тотчас же представил Ефимкова:

— Знаю и такого, — отозвался Лавров, — о нем мне ваш бывший хозяин, генерал Зернов, рассказывал. Да и о вашей, Мочалов, эпопее с иностранным самолетом он говорил. Значит, к нему, к старику Зернову, путь держите? Что же, отлично. Вашу миссию знаю. Обратно будете лететь на новых самолетах. Совсем не на таких, на каких летите сейчас. Сам с удовольствием покатаюсь в тех новых машинах. Как вы думаете, а? — Он смахнул с рукава соринку и, переходя на официальный тон, уточнил: — Путь будете продолжать в шестнадцать тридцать. Метеосводка получена. Вам разрешен второй этап маршрута. А пока идемте в столовую на обед с кваском, — гостеприимно закончил генерал.

Сергей тревожно посмотрел на часы: тридцать минут оставалось теперь до прихода московского поезда. Если придется обедать, то все пропало, а сразу отказаться от приглашения генерала было как-то неловко. Пока он обдумывал наиболее удобную форму отказа, Ефимков без всяких предисловий спросил:

— Товарищ генерал, а как бы у вас машину до вокзала на часок взять?

Выгоревшие брови Лаврова удивленно поползли вверх:

— Машину? На вок-зал?

— Да, да, на вокзал, — не давая Лаврову опомниться, продолжал Кузьма, — моему командиру нужно поспеть к московскому скорому, жену, встретить.

— Жену? — с нарастающим недоумением переспросил Лавров. Он вдруг расхохотался, лукаво погрозил Кузьме пальцем. — Хитрите вы, шутники! Жена у Мочалова в Энске. Не обманете! Наверно, какую-нибудь проезжую курортницу решили встретить. Они целыми косяками уже потянулись на побережье.

Сергей клятвенно прижал руки к груди и стал торопливо объяснять свое затруднительное положение. Генерал внимательно слушал, усмешка сбегала с его лица.

— Ладно, верю. Раз такое дело, мчитесь. «Победу» мою берите, а обратно прямо в столовую. Буду ждать.

Горячо поблагодарив Лаврова, Сергей с Кузьмой бросились к машине. Они еле-еле успели к поезду. Когда, запыленные, вспотевшие от жаркого полуденного солнца, выбежали они на перрон, московский скорый уже стоял на первом пути. Вероятно, он только-только остановился, потому что из всех тамбуров продолжали выскакивать уже по-летнему одетые пассажиры. Летчики шли вдоль состава от хвоста к паровозу. Перрон бурлил голосами. Пассажиры толпились у лотков с мороженым, стояли в очереди за пивом, под навесом в летней столовой ели горячий борщ. Пробегали мимо вагонов ребятишки с кульками первой черешни, выкрикивая: «На три рубля пара».

Шестой вагон был уже близко, но входить в него не понадобилось. Еще издали Сергей заметил Нину. В длинном шелковом зеленом халате шла она вдоль поезда под руку с тонкой светловолосой девушкой. Тугой узел волос на затылке и походка, легкая, при которой она, чуть приподнимаясь на носки, очень прямо несла свою голову, — все это не могло обмануть Сергея. Опередив заулыбавшегося Ефимкова, он бросился вперед и, волнуясь, окликнул ее. Нина порывисто обернулась, вздрогнув от неожиданности и удивления.

— Сережа, ты… Сережа?!

И, отпустив локоть подруги, она кинулась к нему, крепко припала к груди, часто задышала в пропитанную пылью тужурку.

— Родной, ты как из-под земли, даже напугал. И с Кузьмой Петровичем?.. Здравствуйте, Кузьма Петрович. Но какими же вы судьбами?.. И почему здесь?

Ее большие глаза с радостным изумлением перебегали с одного на другого. Кузьма стоял, широко расставив крепкие ноги, из-под низко надвинутого на лоб козырька фуражки смотрел на нее хитро сощуренными глазами.

— Судьба наша, Нина, такая. Как в песенке: «Потому, потому что мы пилоты, небо наш, небо наш родимый дом», — смеясь продекламировал он. — Впрочем, Сережа вам все объяснит, а я пойду попить.

— Кузьма, пиво не бери, — не отводя глаз от Нины, строго сказал Мочалов, — на высоте пойдем.

Но Ефимков так поспешно выставил мизинец, сказав: «Да я только такую маленькую. Я же знаю, что медицина против пива перед высотным полетом», что Сергей и Нина лишь рассмеялись. Они стояли на самой середине перрона, и хотя все вокруг так и кипело голосами, смехом, звоном посуды, им казалось, что сейчас на этой большой станции они только одни. Сергей обнял Нину, почувствовав губами ее мягкие, пахнущие ветром губы.

— Как не стыдно, Сереженька. На нас же все смотрят, — ласково укоряла она и оборвала свою речь тихим, счастливым смехом. — Значит, опять в разные стороны? Я мечтала провести с тобой целую неделю… а ты на север…

— Нина, да когда же всему этому придет конец?! — глухо заговорил Сергей. — Истосковался я, пойми. Все живое восстает против такой жизни.

Жена ласково провела ладонью по его шершавой щеке, голос ее стал тихим, задумчивым:

— Успокойся. Два месяца всего лишь осталось мне странствовать, а потом я сяду за диссертацию. На нее не меньше года уйдет. Целый год, понимаешь? Вместе будем все время. Ну, не грусти, Сереженька.

Он держал ее за обе руки, смотрел в упор, глаза в глаза, так что видел в зрачках свое лицо. Диктор объявил, что до отправления скорого осталось пять минут. На ходу обтирая платком мокрые губы, подошел Кузьма Ефимков.