Владимир Мирнев - Нежный человек

– Откуда вы, тетя Лариса, знаете, что они вас не видели? – спросила Мария.

– Я вижу, что они меня не видят, вот что самое интересное. Да что ж, я врать буду?

– Доказать на уровне доказательств, что в космосе есть живая душа, кроме человеческой, можно, – сказал Оболоков. – Мир бесконечен в формах своего развития. Человек существует на углеродистой основе, а есть другая основа. Вот и ищи. Лариса Аполлоновна видела, вероятно, что-то не то, но в принципе – мир бесконечен и формы жизни, согласно формуле доказательств, тоже должны быть бесконечны. Человеку скучно на земле, неуютно ему стало – вот он и грезит о какой-то иной, более устроенной и совершенной форме жизни, например свободной от старости, выступающей здесь, как порок, а старость, как известно, величина постоянная. Человек думает, что там, вне земной цивилизации, родилось что-то необычное, изумительное. Вы по себе знаете: всегда чего-то хочется, вас куда-то тянет, влечет к лучшему, которое вы смутно ощущаете, хотя что это за лучшее, вы не знаете. Вот на Машу часто нападает тоска – то же влечение к внеземному. Человек тяготеет вообще к внеземному, в своем воображении он живет в мире гораздо лучшем, чем реальный. НЛО – прецедент воображения заболевших людей.

– Ну, уж я думаю, что там, за землей, совсем иная жизнь, – не сдержалась Лариса Аполлоновна, увлекаясь мыслями ученого и желая поспорить с ним.

– Как сказать, как сказать, – неопределенно проговорил Оболоков, посмотрел на Марию, и ей показалось: то, о чем говорил ученый, отразилось в его глазах каким-то таинственным, загадочным блеском, и этот блеск обещающе грел несколько мгновений.

Вскоре Марии надоело слушать, участвовать в разговоре тоже не хотелось; временами она ловила на себе взгляды Оболокова, и в такие минуты думалось, что тот желает услышать ее, но все, что могла сказать Мария, самой казалось глупым, нестоящим. Мария молча поглядывала на дверь. Казалось, вот-вот она откроется и кто-то войдет, в комнате станет светлее, интереснее. Но кто должен войти, если никого не ждали? Улучив момент, Мария выскользнула в гостиную и позвонила Топорковой, которая отругала ее, передала привет от славного человека Мишеля, добавив, что в ее жизни в обозримом будущем произойдут значительные перемены в лучшую сторону.

Стоило Марии услышать голос подруги, как тут же она пожалела о своем звонке. В сознании никак не укладывалось ни предложение Ирины разыграть Оболокова, ни радостно-твердое тяготение Алены к значительным переменам. И все это, включая свое желание поступить учиться, казалось сейчас мелкой и нестоящей суетой. А то обстоятельство, что она месяц назад тоже бросилась менять свою жизнь, стремясь зажить по-новому, лишь подтверждает, что совершила глупость.

«И я с ними сижу как неровня», – подумала Мария, чувствуя, как колотит мелкая дрожь от нетерпеливого желания уйти сейчас же. И тут же она схватила свою сумочку; на нее с яростным лаем бросилась Мики. Мария, забыв всякую предосторожность, так хватила ее сумочкой, что собачка с визгом отлетела в угол.

– Черта держат! – гневно вскрикнула Мария, задыхаясь от вскипевшей ярости, и с силой хлопнула дверью. – Пусть Оболокова сами разыгрывают, ведут умные донельзя беседы, а с меня довольно.

Мария направилась по проспекту вниз. Солнце еще не село, но уже и не видно его было с земли, и только по яркому, наполненному густым светом небу можно заключить, что солнце светило напористо и ни о чем другом не помышляло, кроме как о своей основной работе – светить. С шелестом проносились мимо нескончаемым потоком автомобили; от них исходил натяжный гул, словно кто-то вбуравливается в воздух, пытаясь его разрушить. В общежитии ее радостно встретила Шурина, которая поведала, что влюбилась в молодого таксиста. Узнав, что Мария решила дальше экзамены не сдавать, воскликнула:

– Смелая, Маша-а!

И долго изучающе наблюдала за Марией, как бы еще не веря и сомневаясь в правильности принятого Марией решения. И на следующий день на работе она не сводила с Марии глаз, пытаясь понять тайну, якобы тщательно скрываемую подругой.

Мастер Коровкин всячески старался не попадаться на глаза Галине Шуриной. Когда в обеденный перерыв Галина убежала в магазин за продуктами, он незаметно прокрался к Марии и, обхватив ее глаза ладонями, спросил:

– Кто?

– Чего – кто? – ответила Мария, никак не проявляя интереса к предложенной игре.

– Ты, Машенька, на своего начальника обиделась? – спросил он, устраиваясь рядом и доставая из портфеля бутылку лимонада.

– Мне не за что на вас обижаться, просто мне очень не по себе, а так ну чего ж обижаться на вас. Не обижаюсь я.

– От оценки? – спросил он, догадываясь, почему Марии плохо.

– Вот и нет, там все ясно, не могло быть иначе, я имею в виду – экзамены. Каждому овощу свое время, а я уж пять лет как закончила школу. Без подготовки сдать экзамены на «отлично» – чушь!

– А что же?

– Не знаю. Ой, я ничего не знаю! – воскликнула Мария.

– А я знаю, – рассмеялся Коровин, пытаясь неуклюже взять Марию за руку, но она отдернула ее, заметив подходившую Конову. – Машенька, скажу тебе по большому секрету, что в следующий раз ты поступишь. Я тебе помогу. Жить можно и так. Посмотри, вот небо, земля. Все прекрасно. И среди всего этого – ты, которая прекраснее всех. Кого тебе не хватает? Женихов?

– От них-то мне и тошно.

– Как бы не так, – опять засмеялся Коровкин. – Мы без вас – еще ого-го, а вы без нас ни го-го.

Подошла Галина, пока не замеченная мастером Коровкиным, молча и загораясь желанием наказать мастера, глядела на его плоский затылок. Конова повела глазами так, что мастер, спохватившись, сообразил, о чем сигнализирует молчаливая Конова, и тут же, не оборачиваясь, проговорил два строгих слова:

– Вызывает начальник!

– Не уходи, родной, не уходи! – язвительно запела Шурина.

Мастер, не оборачиваясь, будто не слыша язвительных слов, постарался как можно поскорее убраться с глаз Галины.

– За что же ты так его? – спросила Мария. – Он тебя боится. Довела хорошего мужика.

– Всех мужичков учить надо, а то о себе возомнят черт-те знает что. А ведь гады все.

– А твой таксист?

– Так тот мальчик, он совсем другой человек, – серьезно ответила, Шурина и тут же принялась доказывать, что ее мальчик совершенно непохож на других.

Мария ничего в ответ не сказала, но неожиданно спокойно и трезво рассудила, что уже переступила тот этап, на котором сейчас находится, Шурина. В эту самую минуту она чувствовала себя опытной, много познавшей женщиной, смотрела на девушек и думала, что мало кто из них столько пережил и вряд ли переживет. Они сидели в закуточке между домами, на солнцепеке; на перевернутые носилки, как на стол, Шурина выкладывала пакеты с кефиром, батоны и пачку рафинада.