Борис Мегрели - Без всяких полномочий

— Убери собаку!

Коберидзе взял собаку за лапы и потащил за сарай, оставив ни траве темно-красный след.

На выстрел сбежались соседи.

— Нехорошо получилось, — сказал Галактион.

Заал сердито взглянул на него.

— Какая надобность была ехать в этот проклятый дом? И так все известно.

— Что известно? — спросил Галактион.

— Все. — Заал пошел к дому. — Мне надо позвонить прокурору.

Следственно-оперативная группа обнаружила в сарае четырнадцать рулонов «Ариадны» и, закончив с сараем, перешла вместе с прокурором и понятыми в дом. Я терялся в догадках, те ли это рулоны, которые грузили в машину на швейной фабрике при мне, но не решался задавать вопросы Заалу.

Он сидел на пне в тени ореха и смотрел на одиноко парящего в голубом небе коршуна.

— У тебя нет впечатления, что мы разрушили планы Заала? — спросил я Галактиона.

— Есть, Серго, есть, — ответил Галактион и горячо добавил: — Не признаю я никаких планов, если невиновный человек томится в тюрьме! К черту такие планы!

Заал встал и медленно подошел к нам.

— Не думал, что все так обернется. Как этот негодяй ухитрился завезти ткань? — сказал он. — Придется арестовать не только Коберидзе, но и Мшвениерадзе с пособниками.

— Придется?! — вскипел Галактион.

— Придется, — ответил Заал. — Я не имел права арестовывать их. Проводится крупная операция. В масштабах республики, а может быть, в масштабах Союза. Вынужден буду докладывать министру.

— Операция в масштабах республики! Что значит судьба одного человека в масштабах республики, тем более Союза?! Знаешь ли ты, Заал, что честный парень, хороший специалист, пока вы проводите свою крупную операцию, сидит в тюрьме из-за таких, как этот Коберидзе?

— Нет, — сказал Заал.

— Ты не слышал о Карло Торадзе, инженере с Тбилисской швейной фабрики?

— Нет же. Я ограничен районом.

— Серго тебе все расскажет. А ты помоги ему во всем, что касается Карло Торадзе. Шавгулидзе я тоже позвоню.

Я был ошеломлен. Я даже мысли допустить не мог, что веду параллельное с милицией расследование.

На следующий день после ареста Коберидзе, Мшвениерадзе и его подручных я располагал подтверждениями невиновности Карло. Я собрался покинуть Марнеули и на прощанье зашел в райком.

В кабинете Галактиона у окна, закрывая чуть ли не весь проем, стоял удрученный Заал.

— Видишь ли, Серго, какая история, — сказал Галактион. — Заал получил выговор от министра. Завтра в Марнеули приезжает представитель МВД то ли республики, то ли Союза.

— Ты не звонил Шавгулидге? — спросил я.

— Звонил. Боюсь, что тебе не разрешат использовать материалы следствия.

— Может быть, мне дождаться представителя МВД?

— Дождись, конечно.

— Это ничего не даст, — сказал Заал.

— Какой же выход?

— А вот какой. Напечатай в газете статью о Карло Торадзе. — сказал Галактион. — Я бы так поступил.

— Я же поставлю под удар Заала.

— Придется выбирать, что важнее. Заал, ты как считаешь? Это был запрещенный прием. Заал и без того нарушил служебную дисциплину. Не говоря о преждевременных арестах, он предоставил мне материалы следствия, хотя и не имел на это права. Более того, он ответил на многие мои вопросы. Обнаруженные в сарае Коберидзе рулоны «Ариадны» были завезены накануне. Налаженную систему Санадзе его компаньоны подрыли изнутри. Благодаря безнаказанности они стали заниматься хищением. Я считал, что Заал помог мне, не желая портить отношений с первым секретарем райкома партии. Но, как бы ни было, его поступок стал проступком, за который он, несомненно, поплатился бы. Поэтому я сказал Галактиону:

— Не надо ставить Заала в неловкое положение.

Какова же была моя радость, когда Заал сказал:

— Дело сделано. Чего останавливаться на полдороге?!

Галактион собирался в колхозы. Я спросил, можно ли поехать ним, чтобы собрать материал о колхозниках.

— Конечно, — ответил он.

Я решил остаться на день-другой.

— Когда ты приедешь? — сразу спросила Нина, когда поздно вечером я позвонил ей из гостиницы.

— Через два дня.

— Еще целых два дня! Можно я приеду к тебе?

— Об этом не может быть и речи. Объясни, что произошло?

— Мне тоскливо и одиноко.

— Как же, как же!

— Не передразнивай меня. Я давно так не говорю.

— Ладно, вернусь завтра вечером.

— Завтра так завтра.

Нина повесила трубку прежде, чем я пожелал ей спокойной ночи.

— Закончили? — спросила телефонистка.

— Закончили, — сказал я, не сомневаясь, что она подслушивала.

У меня остался неприятный осадок от разговора. Чем больше я думал о нем, тем тревожнее становилось на душе. Что-то произошло, явно что-то случилось, сказал я себе и снова заказал Тбилиси. Через десять минут телефонистка сказала:

— Номер не отвечает.

Я позвонил Галактиону. Он ответил сразу, и я обрадованно сказал:

— Ты не спал?

— Почему не спал? Спал.

— Извини.

— Ничего, ничего. Что-нибудь случилось?

— Здесь нет. Но в Тбилиси… Словом, мне надо ехать.

— Темень на улице. Хоть глаз выколи. Дождись рассвета.

— Не могу. Надо ехать сейчас.

— Ладно, подошлю машину.

— Спасибо за все.

Лифт не работал. Я взбежал по лестнице и нажал на кнопку звонка. За дверью была тишина. Тревожась все больше и больше, я позвонил еще раз, а потом звонил, не отрывая пальца от кнопки.

— Кто? — раздался наконец за дверью испуганный голос Нины.

— Это я.

Нина открыла дверь и, бросившись мне на шею, зарыдала.

— Что случилось? Что произошло? Где ты была?

Она не могла говорить. Я усадил ее на диван.

Телефонный аппарат был накрыт подушкой.

— Кто тебе звонил?

— Шота…

— Что он сказал? Что он хотел? Отвечай!

— Я не могу повторить…

— Он шантажировал тебя?

Нина кивнула.

Я вскочил. Она ухватилась за мой пиджак.

— Куда ты?

Я оторвал ее от себя и бросился к двери.

Выбежав на улицу, я остановил фургон, в котором перевозят хлеб.

Я нашел квартиру Шота и позвонил. Прошло, наверно, минут пять, прежде чем женский голос спросил:

— Кто вам нужен?

— Извините за беспокойство, нужен Шота.

В ожидании я слушал собственное сердце.

За дверью раздался голос Шота:

— Кто там?

— Серго Бакурадзе.

— Другое время не нашел? Завтра приходи.

— Открой, дело срочное. Я только что вернулся из Марнеули.

Шота открыл. Он был в шелковом халате, небрежно перехваченном поясом с кистями.

— Ты никак не успокоишься, — оказал Шота, выходя на площадку и неплотно прикрывая дверь.

— Характер такой, — сказал я, потянув на себя дверь. Щелкнул замок.

— Зачем закрыл дверь?

— Чтобы жена ничего не слышала.

Он открыл рот, но не для ответа, а для того, чтобы схватить воздух, потому что правой рукой я ударил его в поддых. От удара левой голова Шота глухо стукнулась об стену, и он привалился к бетонной плите, стараясь удержаться на ногах. Я и не хотел, чтобы он терял сознание и падал. Я бил его не сильно, с холодным расчетом и все удивлялся несвойственному мне спокойствию. Он должен знать, за что я его бью, подумал я и схватил его за уши.