Георгий Шолохов-Синявский - Беспокойный возраст

Она с увлечением стала рассказывать как будет проходить практику на строительстве в Черемушках и что к тому времени, когда Максим освоится с работой в Ковыльной, она получит диплом и попросится туда, где будет работать он.

— Ты только потерпи, пожалуйста, годик, — просила она, заглядывая ему в глаза. — Пусть будет так, как хочет мама… Уважай меня, слышишь? — И она умоляюще-ласково взглянула на него.

Склонясь, Лидия рвала колокольчики, а Максим стоял возле нее, сдерживая непреодолимое желание обнять ее. Перед ним золотисто смуглела под солнечными пятнами ее гибкая шея с рассыпанными по затылку вьющимися прядями. Она почувствовала, что он глядит на нее, и обернулась. Стыдливый румянец залил ее щеки.

Тишина уединения, одуряющий зной, сонное гудение шмеля в кустах как бы усиливали охватившее их волнение. Лидия, видимо, хотела отвести напряженность минуты простым дружеским жестом. Ее рука протянулась к растрепанным волосам Максима, чтобы снять запутавшийся в них листок жимолости. И в это мгновение нетерпеливые руки обхватили ее повыше талии и притянули к себе. Она не отстранилась, а только, выгнув спину, откинулась назад и, смеясь, стала водить цветком колокольчика по его губам. Он старался поймать ее губы, но она уклонялась, отворачивалась. Потом вырвалась и рассмеялась:

— Пойдем — я покажу тебе дядиных кроликов.

Максим пожал плечами. Лидия подвела его к пристроенной к сараю вольере, где не менее полсотни кроликов прыгали и грызли корм. Кролики действительно были красивые — крупные, чистые, с голубовато-серебристой шерсткой. Лидия вошла в вольеру, стала брать на руки робких животных, гладить их, нежно приговаривая:

— Ах вы, трусишки этакие! Чего испугались?

Максим давно заметил: Лидия относится ко всему с живым любопытством и заинтересованностью — не было вещей, мимо которых она проходила бы равнодушно, и это подчас изумляло его, особенно в тех случаях, когда то, на что обращала внимание и чем даже увлекалась Лидия, казалось ему малозначительным.

Так было и теперь. Ему стало смешно и скучно глядеть на возню ее с кроликами.

— Лида, оставь их. Пройдемся лучше в лес, — напомнил он.

Она вышла из вольеры, тщательно притворила дверцу, спросила:

— Почему ты стал такой скучный, Макс? ;

— Да я ничего… — Он отвел глаза в сторону. — Я вижу — ты тут совсем стала колхозницей…

— А разве это плохо? Я каждый день хожу с дядей на молочную ферму. Познакомилась со здешними девчатами-доярками. Они уже выучили меня доить коров. Разве ты не ездил со всем институтом в деревню? Не копал картошку?

— Ездил, копал… Ну так что же? Меня это мало интересовало и еще меньше интересует теперь. Я инженер… Зачем же мне копать картошку?

Лидия вздохнула. Они отошли от вольеры и остановились на тропинке, убегающей через сад к оврагу, за которым на пригорке виднелся белый коровник.

— Значит, ты никогда не испытываешь желания, находясь в любом месте, помочь людям и быть им полезным? — спросила Лидия и вновь нахмурилась. — Ты, молодой, сильный, видишь, как люди трудятся, что-нибудь делают, и у тебя не появляется желания делать то же самое, чтобы… ну, мне трудно это выразить… чтобы и ты прибавил что-нибудь к их труду?

Максим пожал плечами:

— Ну, если это нужно… Я никогда не уклонялся, ты это знаешь.

— А если просто так? Вот ты видишь и не можешь не вмешаться. Разве ты этого желания не испытывал?

Максим озадаченно смотрел на Лидию.

— Лида, так это вообще, — невнятно пробормотал он. — Можно испытывать и можно не испытывать. А я говорю о профессии… У человека должна быть определенная профессия. Вот ты строитель. И я не понимаю, зачем тебе еще интересоваться кроликами или доить коров.

Лидия поглядела разочарованно:

— Я вижу, тебя мало что интересует.

Он ответил обиженно:

— Все, что надо, меня интересует.

— Человеку должно быть интересно все, — нравоучительно сказала Лидия. — Ведь это все — твое, мое, наше… Ты говоришь о профессии. Ты не обижайся, Макс, но я до сих пор не знаю, любишь ли ты в самом деле свою специальность гидростроителя.

Максим с заметным замешательством ответил:

— Если я избрал этот факультет, значит, мне он понравился. Иначе я бы не закончил института.

Она с сомнением смотрела на него.

— Но я ни разу не слыхала, чтобы ты с жаром говорил о своей профессии, Макс. Отстаивал в ней что-то свое, спорил… Вот как Саша Черемшанов, например. Недавно я встретила его с целой охапкой книг и каких-то чертежей, спросила: «Куда ты, Саша, с таким грузом? Зачем это тебе? Ведь ты уже диплом получил…» А он, представь себе, ухмыльнулся, знаешь, как он один умеет — этак дурашливо, — и говорит: «То, что в институте было — только малая часть. А самое главное начинается теперь, после института». И похвастал, что составляет новые расчеты укладки бетона. «Вот поеду, говорит, на работу и там предложу свой способ…»

Максим насупился, подавил зевок: опять Сашу ставили образцом.

— Ну кто же может сравниться с Сашей? — с усмешкой сказал он. — Саша — гений, новоявленный Ломоносов. Но знаешь, Лида, человек проверяется в деле. Там будет видно, кто чего достигнет.

— Ах, как бы я хотела, Макс, чтобы ты там не был последним.

Это вырвалось у Лидии искренне и простодушно. Она подняла на него смущенные глаза, словно испугалась, что выдала сокровенную свою мысль, свою надежду.

— Идем. Погуляем по лесу. Я покажу тебе тетино грибное место, — сказала она и взяла его под руку.

Она говорила «дядины кролики», «тетины грибы» так, как будто все вокруг: лес, избы, огороды, колхозные постройки — принадлежало только ей одной и все это было самым лучшим на свете…

Максим и Лидия гуляли в лесу, не замечая времени. Они зашли в сумрачную чащу осинника, ища грибное место, о котором говорила Фекла Ивановна, но никаких грибов там уже не оказалось. Лишь кое-где валялись выброшенные кем-то червивые подосиновики да раздавленные сыроежки.

— Тут уже паслись без нас, — разочарованно проговорила Лидия. — Сюда надо рано утречком приходить.

Недавний, вновь разобщающий их разговор был забыт.

Они уже договорились, что, как только Лидия возвратится в Москву, они поженятся. Никакой свадьбы устраивать пока не будут, и Лидия по-прежнему останется жить у своих родителей. Осуществление этих планов представлялось Максиму и Лидии очень смутно, практическое и житейское казалось им сейчас не столь важным.

Лес все глубже затягивал их в свои зеленые лабиринты. Иногда они попадали под плотные кроны могучих дубов, как под своды древнего храма, и тогда их охватывало торжественное и даже несколько жутковатое чувство. Они умолкали и, казалось, слышали биение своих сердец. Лица их становились серьезными, словно во время посещения какого-нибудь старинного замка, где как бы слышатся отголоски давно минувшей жизни. И вдруг при выходе из этого мрачноватого замка перед ними раскрывалась осиянная солнцем, усыпанная цветами лужайка, и птичьи хоры оглушали их.