Юрий Домбровский - Рождение мыши

Обрыв был такой отвесный и ровный, что казалось: здесь с плеча рубанули топором по горе, отсекли половину, и образовалась стена, и только кое-где на этой стене выдавались каменные террасы и отдельные глыбины. Он постоял и вдруг непонятно как соскользнул вниз и повис только на одних руках; она вскрикнула, а он поднял над пропастью одну руку, помахал ею, потом поднял другую, помахал другой и ухнул, исчез. Только было слышно, как сыпятся камни. Она подошла к обрыву. Камни и земля так и летели из-под его ног, а он, распластавшийся, как тень на стене, полз над пропастью, такой глубокой, что у нее щемило под ногтями. Если бы он загрохотал отсюда, от него остались бы одни мокрые кости, но он неуклонно, хотя и не очень быстро, но и не задерживаясь, шел и шел, и Нина поняла, что ему отлично известны все выступы этой стены. «Но где же гнездо?» — подумала она, оглядывая стену, и вдруг поняла — где. В одном месте прямо из стены на террасе росла березка — изогнутая, уродливая, как хилая девушка-дурнушка, а около корня на полу террасы камни были расшатаны и выкрошились, и тут она увидела темное пятно — вот это и есть гнездо. Она пустила туда луч фонарика. Николай, не оборачиваясь, поднял руку и помахал ею: потуши. Потом он примерился, гикнул и вдруг, пролетев метров пять, упал на одно колено на этой террасе. И сейчас же мимо его лица косо и слепо пролетела какая-то темная птица. Он проводил ее глазами, потом спокойно встал (места на террасе было так мал о , что можно было стоять, только прижавшись лицом или затылком к стене) и очутился над самым гнездом.

— Есть? — спросила она с обрыва.

Он кивнул ей, и она увидела, как он лезет рукой в гнездо и вынимает птенцов — одного, второго, третьего, — как они бьются и хотят выпрыгнуть, а он сует их за пазуху.

Потом он опять стал плоским, как тень, перевернулся по оси на одной точке, опять примерился и прыгнул обратно.

— Veni, vidi, vici! — крикнул он. — Кто и когда это сказал?

— Знаю, знаю, — ответила она ворчливо, — спускайтесь скорее. Я же волнуюсь!

— Да? Это хорошо! — заметил он хладнокровно. — Сейчас иду к вам.

Так они поймали синюю птицу.

В театре на следующий день узнали, конечно, все, даже и то узнали, чего и вообще не было.

После репетиции Ленка подошла к ней и сказала:

— Ну-ну! Слышала про твои похождения!

Нина посмотрела на нее.

— Уже?! Скоро же до тебя все донеслось, но только никаких похождений не было.

— Не было? — невинно переспросила Ленка.

— Просто прокатились с Николаем Семеновичем в горы — вот и все.

— Да как! Амазонкой! — присвистнула Ленка. — Прямо княжна Мери! Какую-то синюю птицу там поймали.

— И это знаешь?

— Я всё, Ниночка, знаю! И все уже всё знают! Семенов устраивает приемы — показывает птицу всем желающим. Там же и кукла эта приседает.

Нина смотрела не понимая.

— Ну, Таиса эта там, его белая леди, для нее же вы и таскались за этой синей птицей.

— Глупо! Зачем же Таисе птица, — пожала плечами Нина.

— Ну, стало быть, нужна, — ответила ласково Ленка. И предложила: — А ну, зайдем к нему.

Нина качнула головой.

— Я не пойду. Иди одна.

— Сам придет? — поняла Ленка. — Ну, правильно! И сделай ему хо-ороший раскардаш! Что, в самом деле, ты ему девчонка?! В каких вы расстались отношениях?

— В каких и были. На брудершафт не пили.

— И голова у тебя, как у княжны Мери, над речкой не кружилась?

— Нет, не кружилась. И вообще все это к нему не относится — он держится очень просто.

— Так, так, так, — покачала головой Ленка. — Как бы только его простота не вышла боком — так ведь тоже бывает. Простота хуже воровства — слышала такую пословицу?

Нина никогда не обращала внимания ни на Ленкины шутки, ни на Ленкин язычок, потому что с института знала: Ленка — трещотка! Ленка — ветер! Сегодня одно — завтра другое, свистит у нее в ушах. Но этот разговор оставил неприятный осадок.

Она сидела и думала: а что если в самом деле она сваляла дурака, поймала с ним птицу для Таисы?

И тут вдруг явился Николай.

— Нина Николаевна, можно? — спросил он, останавливаясь на пороге. На нем были теперь легкий белый костюм и тапочки на босу ногу. Он все еще немного прихрамывал.

— Проходите, пожалуйста, — холодновато пригласила Нина, — я сейчас только что думала о вас.

Он посмотрел на нее.

— И, по лицу вижу, ругали?

— Нет! Недоумевала! Зачем вам понадобилось посвящать во все Елену Александровну? Что, она такой ваш друг? Вы ей очень доверяете?

— А что, — спросил он, — не надо бы ей доверять?

Она пожала плечами, отвернулась от него и сняла со стула кипу блузок — только что разбирала шкаф, — чтоб освободить ему место.

— Садитесь, пожалуйста, — повторила она.

Николай сел.

— Нина Николаевна, что же она вам говорила конкретно? — спросил он осторожно.

— А конкретно она говорила мне, что синюю птицу вы достали для Таисы и, значит, все это наше путешествие…

— И это знает! — тихо воскликнул Николай. — Ну, это уж не Максимов растрепался.

Нина быстро взглянула на него, и у нее все внутри заходило от ярости. Она поняла, что значит увидеть все в красном цвете — даже слезы проступили — и оказаться в таких дурах!

Она быстро отошла к чайнику и сняла его с плитки.

Он молчал и что-то думал.

— Садитесь к столу, буду поить вас чаем, — сказала она.

— Спасибо.

Холодными, словно оцепеневшими от злости пальцами она поставила на стол чайник, налила стакан, подвинула ему, вынула коробку печенья, сахар, конфеты, лимон на блюдечке, вазу с вареньем и сама села напротив.

— Сахару не кладу, — сказала она, — не знаю сколько! Вот уж не знала, что у вас с ней столько секретов.

— Секрет-то у нас только один, мы… — он запнулся. — Но только об этом никому! — Он еще поколебался, она молчала холодно и безучастно. — Ладно, я вам скажу: это для юбилейной серии керамической станции. Впервые станция выпускает белую расписную керамику. Я пишу в юбилейной брошюре.

Она молчала. Он поерзал еще немного (говорить ему не хотелось) и начал объяснять:

— Синяя птица — это герб Алатау. Она будет нарисована на самом большом, метровом блюде. Вот таком, смотрите — он показал руками форму и размер этого блюда, — и если это удастся, наша Академия наук закажет большой керамический плафон для конференц-зала. — Николай встал. — До сих пор мы рисовали ее с Брема, но там такая нехорошая, бедная гамма, а на самом деле она очень хороша. Идемте, я вам покажу проект.

Опять она пошла за ним!

Синяя птица была написана очень чистой и яркой акварелью на большом куске ватмана. Она сидела и пела над пропастью — ниже в тумане виднелись бурливая зеленая речка, бьющая из ледников, изогнутые деревья, а выше и с боков — небо, еще более синее, чем сама птица. И так как она пела, вставало солнце и розово сверкали ледники.